Байкеры начали съезжаться в Окленд рано утром
в четверг. Большинство «отверженных» были уже в Бэй Эреа или, по крайней мере,
в пятидесяти или шестидесяти милях от нее, но компания «Рабов Сатаны» ехала всю
ночь в среду, отмахав пять сотен миль из Лос-Анджелеса, чтобы присоединиться к
главной колонне. Другие приезжали из Фресно и Сан-Хосе, из Санта-Розы:
«Висельники», «Неприспособленцы», «Президенты», «Ночные Райдеры», «Алканы» и
какие-то типы совсем без «цветов». Невысокого роста, с суровым выражением лица
человек, с которым вообще никто не разговаривал, был одет в куртку капрала
артиллерии из шерстяной ткани защитного цвета, с единственным словом
«Одиночка», написанным голубыми чернилами на спине, – так обычно
подписываются на каком-нибудь непонятном документе.
Я переезжал через мост над Заливом, когда
мимо, игнорируя ограничение скорости, промчалась дюжина «Цыганского Жулья». Они
разделились, чтобы обойти меня с двух сторон. Секундами позже затерялись
впереди в тумане. Утро было холодным, и весь транспорт медленно двигался по
мосту, за исключением мотоциклов. Внизу в Заливе можно было разглядеть
скопление грузовых судов, ожидающих, когда освободятся причалы.
Процессия тронулась с места ровно в
одиннадцать – сто пятьдесят байков и около двадцати машин. Через несколько миль
к северу от Окленда, на мосту Каркинес, к «отверженным» присоединился полицейский
эскорт, который должен был контролировать их движение. Машина дорожного патруля
сопровождала караван на всем пути следования в Сакраменто. Ведущие Ангелы ехали
по двое в ряд по правой полосе, твердо придерживаясь шестидесяти миль в час.
Вместе с Баргером колонну возглавляла его неряшливая преторианская гвардия:
Маго, Томми, Джимми, Скип, Тайни, Зорро, Терри и Жеребец Чарли Совратитель
Малолетних. Это театрализованное действие мешало нормальному движению
транспорта на протяжении всего пути. Они выглядели сборищем пришельцев, гостями
из другого мира. «Отбросы Земли», « самый низший вид животных», армия немытых
насильников…. которую эскортировала к столице штата машина дорожного патруля с
включенной желтой мигалкой. Выдерживаемый всеми четкий темп процессии сделал ее
неестественно торжественной. Даже сенатор Мерфи и тот безошибочно определил бы,
что никакой опасности в себе этот пробег не таит. Те же самые бородатые лица;
те же серьги и эмблемы, – свастики и оскаленные черепа, – развевающиеся
на ветру, но на этот раз не было видно прикидов для вечеринок, никакого
издевательства над «цивилами». Они все еще продолжали играть свою роль, но уже
всерьез, без всякого юмора. Единственная неприятность на маршруте произошла,
когда процессию остановили полицейские, получив жалобу от владельца
бензоколонки, что кто-то украл четырнадцать кварт масла во время последней
заправки. Баргер быстро собрал деньги, чтобы рассчитаться с мужиком,
пробормотав, что тот, кто спер это масло, заслуживает того, чтобы его отметелили
цепью… но позже. Ангелы заверили друг друга, что это, вероятно, был какой-то
панк в одной из машин позади каравана, какой-то безмазовый говнюк, не имевший
понятия о классе.
В Сакраменто все было спокойно. Сотни
любопытных выстроились на дороге между моргом и кладбищем. Внутри небольшой
церкви у гроба с телом томились в ожидании компания друзей детства Джима
Майлза, несколько родственников, приглашенный священник и трое заметно
нервничающих служек. Они знали, кто должен пожаловать сюда с минуты на минуту –
«люди Матушки» Майлза, сотни головорезов, свирепых драчунов и скандалистов и
эксцентрично выглядящих девушек в обтягивающих попки «левайсах», шарфах и
париках платинового цвета. Мама Майлза, крупная пожилая женщина в черном
костюме, громко рыдала на передней скамье, смотря на сына, лежащего в открытом
гробу.
В час тридцать прибыл караван outlaws. От
размеренного грохота мотоциклетных моторов задребезжали стекла в окнах морга.
Полиция пыталась регулировать движение транспорта, пока объективы телевизионных
камер сопровождали Баргера и примерно еще сотню «отверженных» к дверям церкви.
Многие байкеры ждали окончания службы на улице. Они спокойно стояли небольшими
группами, облокотившись на свои байки, и коротали время, лениво перебрасываясь
словами. Вряд ли кто-нибудь говорил о Майлзе. В одной из компаний по кругу
передавали пинту виски. Некоторые из «отверженных» беседовали со случайными
зеваками, пытаясь объяснить им происходящее. «Да, этот чувак был одним из наших
лидеров, – сказал один Ангел пожилому мужчине в бейсбольной кепке. –
Он был хорошим человеком. Какой-то подонок выскочил на красный свет и сбил его
ударом в лоб. Мы приехали похоронить его в цветах».
Внутри часовни из сосновых бревен священник
внушал своей странной пастве, что «возмездие за грех – смерть». Он выглядел,
как фармацевт Нормана Рокуэлла, и было видно, что все происходящее в целом
вызывало у него стойкую неприязнь. Не все скамьи в церкви были заняты, но зато
ближе к выходу толпились люди. Священник говорил о «грехе» и «прощении», время
от времени делая паузу, словно ожидая возражений со стороны толпы. «Не мое дело
судить кого-либо, – продолжал он. – Не мое дело восхвалять кого-либо.
Но моя обязанность говорить о предупреждении свыше, о том, что это может
случиться с вами! Я не ведаю, что думают некоторые из вас о смерти, но знаю
одно – Священное Писание говорит нам, что смерть грешника не радует Господа…
Иисус умер не во имя животных, он умер во имя человека… Что бы я ни сказал о
Джиме, мои слова уже ничего не изменят, но я могу проповедовать для вас, и это
возлагает на меня ответственность, предупредить вас, что вы все должны будете
ответствовать перед Господом!».
Толпа переминалась с ноги на ногу и потела. В
церкви было так жарко, будто Дьявол поджидал на крыльце, готовый затребовать
себе грешника, как только закончится проповедь.
– Сколь многие из вас, – спрашивал
священник, – сколь многие из вас, идя сюда, задавались вопросом: «Кто
следующий?».
При этих словах несколько Ангелов поднялись со
скамей и вышли вон, шепотом матеря тот образ жизни, от которого они давным–
давно отреклись. Священник сделал вид, что не заметил эти проявления
неповиновения и бунтарства, перейдя к рассказу о тюремщике Филиппа. «Срань
господня!» – пробормотал Тайни. Он тихо простоял сзади где-то около получаса,
обливаясь потом, и поглядывал на священника с таким свирепым выражением лица,
словно собирался отловить слугу Господа чуть позже и пересчитать ему все зубы.
Следом за Тайни смылись еще пять или шесть человек. Священник почувствовал, что
его власть над аудиторией становится с каждой секундой все слабее и слабее, и
быстро покончил с байкой о Филиппе.
Толпа повалила из церкви, но никакой музыки не
было. Я подошел к гробу и был шокирован, увидев «Матушку» Майлза чисто
выбритым, мирно лежащим на спине в голубом костюме, белой рубашке и широком
темно-бордовом галстуке. Его куртка Ангела Ада, покрытая экзотическими
эмблемами, была водружена на специальную подставку у подножия гроба. Сзади нее
лежали четырнадцать венков, на некоторых из них были написаны названия других outlaw-клубов.
