Недурно… но никакого песка на этот раз, так
что рычаг идет на четвертую, и теперь уже никакого звукового сопровождения, за
исключением все того же свиста неутомимого ветра. Сморщившись, потянувшись
через руль, чтобы поднять луч света передней фары… стрелка пляшет на отметке
«сто», уходит вправо, и глаза, словно ошпаренные ветром, с трудом стараются
разглядеть разделительную полосу пытаясь установить для себя предел, за которым
на нормальные человеческие рефлексы уже рассчитывать не стоит.
Но вот в глотке пересыхает, и скудный запас
прочности собственных нервов на исходе, а право на ошибку у тебя отобрала
дорога. Все должно быть сделано правильно… и вот тогда начинает звучать
странная музыка, и ты искушаешь свою судьбу так сильно, что страх превращается
в приятное возбуждение, которое разливается по жилам и заставляет твои руки
вибрировать… На скорости сто миль в час ты почти ничего не видишь; слезы
сдувает так быстро, что они испаряются еще до того, как по косой попадут тебе в
уши. Единственные звуки – свист ветра и глухой рев, вырывающийся из глушителя.
Ты видишь белую полосу и дерзаешь… с воем несясь через поворот направо, затем –
налево и… вниз с высокого холма к Тихому Океану…. Резко осадив, высматривая
легавых, но это – пока не доберешься до ближайшего неосвещенного участка, и
следующие несколько секунд уже летишь на пределе … Предел… Нет достойного
способа объяснить, что Это такое, потому что единственные люди, которые
по-настоящему понимают, в чем Он заключается, где Он лежит, – уже сгинули.
Их нет. Другие – живые – те, кто начинали манипулировать умением контролировать
себя, как только чувствовали, что смогут достичь Его, а потом… либо резко поворачивали
назад, либо сбавляли обороты, либо делали все, что должны делать люди, когда
приходит время выбирать между Сейчас и Потом. Но пока Предел все еще где-то
Там. Или, может быть, Он уже Здесь, Внутри…
Ассоциации, возникающие между мотоциклами и ЛСД, –
это не случайный момент, порожденный газетной шумихой. И то, и другое –
средство достижения цели, способ добраться до того места, где расставлены все
точки над «i»…
ПОСТСКРИПТУМ
В День труда в 1966 году, я решил подвергнуть
свою судьбу еще большему риску, и был зверски избит четырьмя или пятью
Ангелами, которые, наверное, решили, что я хочу поживиться за их счет.
Пустячная ссора неожиданно переросла в очень серьезное недоразумение.
Никто из тех, кто меня отделал, не принадлежал
к той компании, которую я считал своими друзьями, но они были Ангелами, и этого
было достаточно, чтобы побудить многих ввязаться в разборку, как только один из
братков нанес мне первый удар. Меня ударили ни с того ни с сего, без всякого
предупреждения, и я на мгновение подумал, что происходит один из тех пьяных
инцидентов, с которыми человеку приходится смириться, пребывая в подобном
окружении. Но тут же сзади меня ударил Ангел, с которым я разговаривал всего
лишь несколько секунд назад. Затем на меня обрушился впечатляющий град ударов
со всех сторон. Когда я падал, то успел поймать взгляд Тайни, стоявшего в
стороне от нашей свалки. Он был единственным знакомым мне человеком, лицо
которого я мог разглядеть… и если и есть кто-то, кого не-Ангел не хотел бы
видеть среди напавших на него, так этот кто-то и есть Тайни. Я позвал его на
помощь, но сделал это скорее от отчаяния. Особой надежды на то, что он выступит
на моей стороне, честно говоря, не было.
Но именно Тайни выдернул меня из круга
избивавших, до того как мне проломили череп и превратили в кровавое месиво мой
пах. Тяжелые сапоги лупили по моим ребрам и проходились по моей голове взад и
вперед, как где-то надо мной я неожиданно услышал голос Тайни: «Ладно, ладно,
хватит». Думаю, он помог мне гораздо больше, чем мне казалось тогда, но, даже
если бы он вообще больше ничего не сделал, я все равно был бы перед ним в
неоплатном долгу – он помешал одному из «отверженных» разбить о мою голову
тяжелый камень. Я уже видел, как злобная свинья пытается добраться до меня с
камнем, зажатым в годзиллообразных лапах, поднятых над головой. К счастью,
Тайни сумел удержать его… и затем в момент временной передышки в этой грубой
работе сапог, он поставил меня на ноги и быстро поволок по направлению к
хайвею.
Никто не бросился за нами вдогонку. Нападение
закончилось так же внезапно, как и началось. Не было и никаких шумных
последствий – ни сразу же после драки, ни позже. Я и не думал, что эта история
будет иметь какое-то продолжение: это было бы равносильно ожиданию от стаи акул
объяснений их кровожадного неистовства.
Я забрался в свою машину и поспешил убраться
прочь, заливая кровью приборную доску и беспорядочно петляя по обеим полосам
полночного хайвея, пока наконец я не напрягся и не смог сфокусировать взгляд
моего здорового глаза. Далеко отъехать я не успел, когда до меня дошло, что на
заднем сиденье спит Маго. Я съехал на обочину и разбудил его. Его аж подбросило
при виде моего окровавленного лица. «Господи Иисусе! – пробормотал
он. – Кто-то наехал на нас? Ты должен был меня разбудить!»
» Не бери в голову, – сказал я. –
Тебе лучше вылезти. Я уезжаю».
Он безучастно кивнул, и пошатываясь побрел
вперед, дабы достойно встретиться с врагом – лицом к лицу. Я оставил его
стоящим на обочине дороги.
Моей следующей остановкой был госпиталь в
Санта-Росе, почти в пятнадцати милях к югу от лагеря Ангелов. В предбаннике
отделения скорой помощи толпились раненные представители «Цыганского Жулья».
Самым серьезным случаем оказалась сломанная челюсть – результат драки с
махавшим трубой Ангелом Ада, случившейся тем же вечером, но чуть раньше.
«Жулье» поведали мне, что они направляются на
север вырубать Ангелов под корень. «Это будет чертовская бойня», – сказал
один из них.
Я кивнул головой и пожелал им удачи. Мне не
хотелось ни под каким видом принимать в этом участие – даже с дробовиком в
руках. Я был уставший, распухший и измудоханный. Мое лицо выглядело так, словно
его помял рванувший с места «харлей», и единственное, что заставляло меня
бодрствовать, – спастическая боль в сломанном ребре.
Трип получился неважнецкий… в какие-то моменты
быстрый и дикий, в какие-то – медленный и грязный, но при всех своих плюсах и
минусах он выглядел настоящей подлючей кайфоломкой. На обратном пути в
Сан-Франциско я пытался сочинить эпитафию, соответствующую этому случаю.
Хотелось придумать что-нибудь оригинальное, но было невозможно отделаться от
фразы Мисты Куртца, эхом звучащей из самого сердца тьмы: «Ужас! Ужас!..
Истребляйте всех скотов!». Именно эти слова казались подходящими, пускай и не
совсем справедливыми… но после такого лютого пинка под зад, полученного мной от
Реальности, справедливость беспокоила меня меньше всего.
This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
7/21/2004
