К несчастью, ни один кандидат не поднял на щит
монтерейскую историю, и не будучи востребованной другими пользователями, она
быстро исчезла из поля зрения. С сентября 1964 года до марта следующего года
Ангелы Ада проворачивали не освещенную в прессе серию мелких стычек с полицией
и в Лос-Анджелесе, и в Бэй Эреа. Поистине всенародная известность, полученная
Ангелами в результате монтерейского изнасилования, принесла им настолько дурную
славу в Калифорнии, что о дальнейшем веселье и речи быть не могло. Для каждого
человека, носящего куртку Ангелов Ада, появление на улице могло быть в любую
минуту сопряжено с явным риском. Перевес другой стороны был просто подавляющим,
и более жестоким, чем когда-либо, за исключением Окленда*, и наказание за то,
что тебя все-таки поймали, обходилось слишком дорого. В самый разгар гонений
бывший Ангел из Фриско сказал мне: «Если меня завтра вытурят с работы, и я
снова начну ездить с Ангелами, я потеряю мою водительскую лицензию в течение
месяца, сяду в тюрягу, выйду из тюряги, влезу в долги к поручителю, а легавые
будут травить меня до тех пор, пока не свалю из этого района».
Тогда я решил, что он – безнадежный параноик.
Потом купил себе большой мотоцикл и начал ездить на нем вокруг Сан-Франциско и
Ист-Бэй. Мой байк был прилизанным, заводского типа «B.S.A.», и не имел никакого
«эстетического» сходства с каким-либо из «харлеев» outlaws, а мой первый
дорожный прикид состоял из рыжевато-коричневой ковбойской куртки,
наипоследнейшей вещицы, которую мог бы надеть Ангел Ада. Не прошло и трех
недель с момента покупки мотоцикла, как я уже три раза был арестован и
заработал достаточно очков, чтобы распроститься с моей калифорнийской
водительской лицензией, которую я сохранял благодаря моей каждодневной заботе,
благодаря фанатичной настойчивости в отправке крупных сумм в качестве залога и
казавшемуся бесконечным общению с судьями, судебными исполнителями, копами и
адвокатами, которые продолжали говорить мне, что дело дрянь. До того, как я
стал владельцем мотоцикла, я в течение двадцати лет водил машины во всех штатах
нашей страны, кроме четырех, и имел всего лишь два нарушения: оба раза был
наказан за превышение скорости – впервые в Пайквилле, Кентукки, и другой раз
где-то неподалеку от Омахи. Так что когда я неожиданно столкнулся с
перспективой потерять мою водительскую лицензию за нарушения, совершенные в
течение трех недель, состояние мое было близко к шоковому.
* Между тем прессингом, который Ангелы
испытывали на себе в Окленде, и тем давлением, которое на них оказывали в
других местах, была существенная разница. В Окленде давление не носило
политического характера, не было результатом действия каких-либо
высокопоставленных лиц или принятия какого-либо решения полицией – скорее это
было нечто более личное, вроде армрестлинга. Баргер и его люди довольно хорошо
ладили с копами. В большинстве случаев, при кое-каких практически
несущественных различиях, их эмоции совпадали. Копы, как и Ангелы, отрицают
это. Само по себе предположение о такой совместимости отметается обеими
группами и расценивается как некая разновидность коммунистической клеветы. Но
вероятность существования такой ситуации совершенно очевидна для каждого, кто
когда-либо видел ставшую обычной конфронтацию, или «линейку», во время
дружеской полицейской проверки в одном из баров, где собирались Ангелы. Порознь
они гневно проклинают друг друга, и хрупкое перемирие часто внезапно нарушается
погоней на диких скоростях и короткими, жестокими стычками, которые редко
фиксируются в отчетах. Пока еще за спиной не замолк рев моторов и не остыл
гнев, они играют в одну и ту же игру, и обычно по одним и тем же правилам.
Беспредел со стороны властей был настолько
очевиден, что даже респектабельные мотоциклисты жаловались на излишнюю
раздражительность со стороны полицейских. Легавые официально это отрицали, но
незадолго до Рождества в том году, о котором идет речь, один полицейский из
Сан-Франциско сказал репортеру: «Мы доберемся до этих ребят. Это – война».
«Кого ты имеешь в виду?» – спросил репортер.
«Ты прекрасно знаешь, кого я имею в
виду, – взорвался полицейский. – Ангелов Ада, этих хулиганов на
мотоциклах».
«Ты имеешь в виду любого, кто ездит на
мотоцикле?» – переспросил репортер.
«Невиновным придется пострадать наряду с
виновными», – ответил ему коп.
«Когда я закончил статью, – вспоминает
репортер, – то показал ее легавому, с которым столкнулся на улице напротив
Дворца Правосудия. Он засмеялся и подозвал другого копа. „Взгляни-ка, –
проговорил первый, – он опять наступил на те же грабли…“.
Единственным важным шагом вперед со стороны
прессы во время этой бестолковой и безмазовой зимы 1964-65гг. была серия
издевательских статей в The San Francisco Chronicle, написанных по следам
нескольких вечеринок Ангелов в новом клубном заведении филиала во Фриско,
которое почти немедленно после публикации этих заметок было обыскано и
прикрыто.
Между тем, число Ангелов Окленда постоянно
увеличивалось из-за притока беженцев. Из Берду, Хэйуорда, Сакраменто Ангелы
передвигались в те немногочисленные места, где они пока еще чувствовали себя в
безопасности. К декабрю отделение Баргера настолько разрослось и изголодалось
по стычкам с врагами, что они начали переезжать мост и атаковать Ангелов из
Фриско. Баргер чувствовал, что Фриско, где число членов клуба сократилось до
одиннадцати человек, настолько обесчестило традиции Ангелов Ада, что они должны
были конфисковать их «цвета». В соответствии с этим заявлением он объявил
отделение во Фриско с этого момента ликвидированным, и послал своих людей
собрать куртки. Ангелы из Фриско отказались подчиниться, но они здорово
нервничали из-за рейдов-набегов бешеных псов из Окленда. «Представляешь,
старик, сидим мы в баре, – рассказывал мне один. – Просто
расслабляемся у стола в пул с несколькими стаканами пива – и тут, твою мать,
дверь неожиданно вышибается ударом ноги, и, пиздец, они вваливают внутрь, цепи
и все такое».
«Хотя мы, в конце концов, им вернули все по
полной программе. Мы отправились к месту их постоянного зависалова и подожгли
один из мотоциклов. Тебе надо было это видеть – мы сожгли его прямо на середине
улицы, старик, затем завалились в их берлогу и отпиздили на хер. Ну и гасилово
было, доложу я тебе! Да, старый, кое из кого мы сделали настоящий бифштекс».
Это случилось в декабре. За декабрем
последовали еще два тихих месяца… А затем увидел свет доклад Генерального
прокурора, дурная молва прокатилась от одного побережья к другому, и появилась
уйма новых возможностей. Вся ситуация в целом изменилась за миг одной яркой
вспышки. Еще вчера они были бандой бродяг, с трудом наскребающих по карманам
несколько долларов, и вот двадцать четыре часа спустя они уже общаются с
репортерами, фотографами, свободно зависающими авторами и всевозможными
пройдохами из шоу-биза, болтающими о больших деньгах. К середине 1965 они
твердо закрепили за собой репутацию Всеамериканского Пугала.
