«Я уже неоднократно говорил, что из нынешнего
тупика просто нет выхода. Если бы мы были действительно начеку, то давали бы
себе отчет в том, что будем незамедлительно атакованы теми кошмарами, которые
нас окружают со всех сторон… Мы смогли бы забросить наши орудия труда,
поставить крест на своей работе, на наших обязательствах, не подчиняться
каким-либо законам, и так далее. Есть ли хотя бы минимальная доля вероятности
того, что кто-нибудь из мужчин или женщин, полностью стряхнувших с себя
оцепенение, мог бы предаться тем безумным вещам, которые ожидают сейчас от него
или от нее в каждое мгновение суток?» (Генри Миллер, «Мир Секса», 1000
экземпляров напечатаны Дж.Н.Х. для друзей Генри Миллера, 1941 г.).
«Люди просто должны научиться держаться от нас
подальше и не путаться под ногами. Мы вырубим каждого, кто попытается встать у
нас на пути» (из разговора Ангела Ада с полицейским).
«Лучше быть Царем в Аду, чем прислуживать в
Раю» (Джон Мильтон, «Потерянный Рай»).
#
Утро Пробега на Монтерей. День труда 1964
года. Бродяга Терри проснулся совершенно голый и абсолютно измудоханный.
Накануне ночью его избили и вырубили цепью у порога «Окленд-бара» девять
«Диаблоз», из враждебного мотоклуба с Ист-Бей. «Я припечатал одного из их
членов раньше, – объяснил Терри, – а они не оценили этого по
достоинству. Сидел я там в баре с двумя другими Ангелами, но они благополучно
свалили, и как только я остался один, эти ублюдочные „Диаблоз“ вышвырнули меня
из бара на улицу. Они довольно здорово меня оприходовали, так что мы потом
полночи их искали».
Поиски ни к чему не привели, и незадолго до
рассвета Терри вернулся в маленький дом Скрэггса в Сан-Леандро, где жил со
своей женой и двумя ребятишками. Скрэггс, бывший боксер 37 лет, дравшийся
однажды с Бобо Ольсоном, был старейшим из Ангелов, который еще путешествовал на
колесах. И у него была жена и тоже двое детей. Но когда Терри в поисках работы
переехал тем летом из Сакраменто в Бей Эреа, Скрэггс предложил ему койку и
стол. Их жены быстро нашли общий язык, дети скорешились, а Терри устроился на
работу по соседству, на сборочном конвейере завода «Дженерал Моторз» – само по
себе это было признанием того, что человеческая уступчивость по-прежнему
остается в рабочем движении Америки бакалейным товаром. Но достаточно было
бросить всего лишь один взгляд на Терри, чтобы понять, что он относится к
категории людей, которые беспросветно обречены быть безработными. Он был
совершенно бесполезным существом, неким гибридом Джо Палока и Вечного Жида.
Ростом он шесть футов и два дюйма, весом – 210
фунтов, с массивными, тяжелыми ручищами, окладистой бородой, черными волосами
до плеч и дикой вызывающей манерой поведения, совершенно не предназначенной для
умиротворения души любого квалифицированного специалиста на заводе. И кроме
того, в свои двадцать семь лет Терри обзавелся длинным и скверным списком
полицейских приводов: множество арестов по обвинению в мелких кражах, нанесении
побоев, изнасиловании, правонарушениях, связанных с наркотиками, куннилингусе в
общественном месте – но при всем при этом он умудрился не совершить ни одного
тяжкого преступления! То есть официально он был виновен не более любого
высокодуховного гражданина, который в любой момент может выкинуть что-нибудь
эдакое в приступе животной слабости, подогретой алкоголем или жаждой насилия.
« Да-а, но этот список привлечений к уголовной
ответственности в прошлом – полная хуйня, – настаивает он. – Большая
часть обвинений – липа чистой воды. Я никогда не считал себя преступником. Я не
лезу для этого из кожи вон, и для этого я недостаточно жаден. Все, что я
делаю, – естественно, потому что мне просто надо так поступить».
И затем, помолчав немного, он добавляет:
«Но я понимаю, что даже если я не преступник,
то слишком долго искушал судьбу. Довольно скоро они пришьют мне одну из этих
чертовых мудней, и тогда – до свидания, Терри, на весь остаток дней твоей
распрекрасной жизни! Думаю, приходит время рвать когти, поехать на Восток,
может в Нью-Йорк или в Австралию. Помню, у меня в свое время была профсоюзная
карточка актеров, когда я жил в Голливуде. Черт, да я смогу восстановить ее где
угодно, даже если я полнейший мудозвон».
В любую другую субботу он мог бы спать до двух
или трех дня, затем снова отправиться на улицу, с дюжиной-другой таких же
братков, разыскать «Диаблоз» и метелить их до состояния желе. Но пробег в День
Труда – самое большое событие в календаре Ангелов Ада; это ежегодное сборище
всего клана «отверженных», тотальная трехдневная пьянка, которая почти всегда
выливается в какое-то дикое, грубое и разнузданное действо, до глубины души
шокирующее толстозадых «цивилов». Ни один из «Ангелов» не имеет права
пропустить это действо, если, конечно, он только не угодил в тюрьму или не
переломал себе все руки-ноги. Пробег в День Труда – ответ пасынков закона на
хороводы вокруг новогодней елки; это самое время, чтобы распить с корешами
кувшин вина, намять косточки старым друзьям, поблядствовать втихаря и при
полном параде учинить безумие. Все зависит от погоды и количества сделанных за
неделю междугородних звонков, но в любом случае от двухсот до тысячи
«отверженных» нарисуются во время тусовки, причем добрая половина из них уже
будет бухая, к тому времени как доберется до места сбора.
К девяти часам утра и Терри, и Скрэггс уже
были на ногах. Месть беспредельщикам из «Диаблоз» может подождать. Сегодня –
только пробег, и только он!
Терри закурил сигарету, любовно ощупал шишки и
шрамы на своем теле, затем натянул на себя заскорузлые «левайс» (никакого
нижнего белья),тяжелые черные сапоги, и красный бумажный засаленный спортивный
свитер, пахнущий старым вином и крепким мужским потом. Скрэггс, пока его жена
грела воду для растворимого кофе, «уговорил» банку пива. Детей еще вечером
эвакуировали к родственникам. Снаружи уже нестерпимо наяривало солнце. Лениво
рассеивающийся туман еще прикрывал залив и Сан-Франциско. Байки были надраены
до блеска, бензобаки залиты горючим под завязку. Осталось лишь собрать всю
свободную наличку, или марихуану, которая могла валяться рядом с матрацами,
привязать спальные мешки к мотоциклам и надеть знаменитые преступные «цвета».
«Цвета», имеющие первостепенное значение… единственную униформу, играющую
роковую роль в определении принадлежности к клубу, которую Генеральный Прокурор
Калифорнии достаточно точно описывал в сумбурном, но неоднократно цитируемом
официальном документе, озаглавленном «Мотоциклетные клубы Ангелов Ада».