Люций Биби был, как тот самый кот, который
гулял сам по себе, и его точка зрения не играла решающую роль в каком-либо
выпуске издания, особенно после поступившего от него язвительного предложения
обнести прерии колючей проволокой… но время от времени он всплывал, являя собой
пример действительно классического занудства, и по какой-то причине Chronicle
продолжала печатать материалы Люция даже после его смерти где-то в начале
1966-го. Я три года прилежно читал эту газету и ни разу не столкнулся с
человеком, который воспринимал бы Биби серьезно, пока несколько Ангелов Ада не
процитировали мне его колонку – с серьезным выражением лица и преисполнившись
гордости. Когда я расхохотался, они ужасно обиделись. Биби благосклонно
сравнивал их с техасскими рейнджерами – и, если принимать во внимание, что они
привыкли читать о себе в прессе, это было сравнимо лишь с прорывом к получению
золотой звезды. Я попытался было объяснить, что Люций обманщик и шарлатан, но
они и слушать ничего не хотели. «Блядь, да в первый раз в жизни я прочитал о
нас что-то хорошее, – заявил один, – и ты пытаешься мне доказать, что
этот парень – говнюк… черт, да это лучше всего того, что ты сам написал о нас
когда-либо».
Слова эти были чистой правдой, и я чувствовал
себя из-за этого очень скверно. Мне никогда не приходило в голову сравнивать
Тайни с Бэтом Мастерсоном. Или Терри – с Билли Кидом. Или Сонни – с Баффало
Биллом. И даже после того, как «Биг Дэдди» положил на это с большой колокольни,
я все еще не мог выстроить для себя ассоциативный ряд… И тут является Биби, с
его аналогией между Ангелами и техасскими рейнджерами, с которой сами
«отверженные» немедленно согласились.
*В отличие от Examiner, который в 1965 году в
конце концов вылетел в трубу и был поглощен Chronicle, Tribune превратилась в
прибыльное предприятие, единственное ежедневное утреннее издание. Вместо того
чтобы действовать заодно, Examiner переключился на дневной режим публикаций.
#
« Отказался бы ты от общественных
печатных изданий?» (риторический вопрос англо-саксов).
#
Если и можно сказать еще что-нибудь об
Ангелах, то слова эти будут следующими: никто и никогда не обвинял их в
скромности, и эта по-новому ориентированная пресса стала настоящим бальзамом
для ран их давно оскорбленного Эго. Ангелы начали расценивать неожиданно
свалившуюся на них славу как подтверждение правомерности своих старых
подозрений – они были редчайшими, очаровательными созданиями («Проснись и
врубись, мужик, мы – техасские рейнджеры»). Они испытали настоящий шок от факта
признания, которое должно было придти к ним давным-давно (паблисити получилось
с просроченным сроком годности), и, хотя чувство времени для них было
несвойственно, в общем и целом результат пришелся Ангелам по душе. Тогда же они
пересмотрели свой сложившийся годами взгляд на прессу: не все репортеры были
врунами и лжецами с рождения – там и сям попадались исключения, люди,
обладающие таким мужеством, выдержкой и острым пониманием проблемы, что могли
выдавать на-гора настоящий продукт.
Глава 5
«Он носил черные брюки из чертовой кожи и
мотоциклетные ботинки,
И черную кожаную куртку с орлом на спине.
У него был мотоцикл с форсированным
двигателем,
Мотоцикл летел как пуля,
И этот дурак был ужасом всего 101-го Хайвея»
(Хит музыкального автомата конца пятидесятых.)
#
Климат Калифорнии благоприятен и для
мотоциклов, и для занятий серфом, и для прогулок в машинах с откидным верхом, и
для плескания в бассейнах, и для купаний вообще. Большинство мотоциклистов –
безвредные типы, отрывающиеся в выходные. И они такие же безвредные как лыжники
или аквалангисты. Но сразу же после окончания второй мировой войны на Западное
Побережье, словно эпидемия чумы, обрушились банды диких молодых людей на
мотоциклах, странствующих по хайвеям компаниями от десяти до тридцати человек.
Они останавливались где угодно, стоило им только почувствовать жажду или
усталость от дороги, чтобы пропустить немного пива и пошуметь. Адское варево из
«ангельского» паблисити в 1965-м сделало так, что этот феномен представлялся
чем-то необычайно новым. Однако и среди самих Ангелов Ада есть те, кто
настаивает, что критический момент для тусовки «отверженных» наступил еще в
середине пятидесятых, когда «основоположники» позволили себе опуститься
настолько, что начали вступать в законный брак, погрязли в
закладах-перезакладах своего нехитрого имущества и выплатах за купленное в
рассрочку.
По их словам, вся каша заварилась в конце
сороковых. Большинство бывших солдат захотело в те дни вернуться к
размеренному, упорядоченному бытию: поступить в колледж, жениться, найти
работу, родить детей – короче, обзавестись всеми излишествами мирного
существования, потребность в которых человек чувствует, когда ему нечего
бояться за свою жизнь. Но так считали не все. В 1945 году оставались тысячи
ветеранов, которые решительно отвергали идею возвращения к своим довоенным
занятиям и манере поведения. Наподобие дезертиров, сбежавших на Запад после
сражения при Аппомэтоксе, они хотели не порядка а уединения, – и времени,
чтобы переосмыслить все происходящее вокруг. Это было нервное, упадочное
настроение, нездоровая Злость – обычный результат войн… Возникало ощущение, что
судьбой отпущено тебе совсем немного, что время сжимается и наваливается на
тебя всей тяжестью. Их переполняла жажда действий, и одним из способов утолить
эту жажду стал большой мотоцикл. К 1947 году мотоциклы оживили жизнь штата,
почти все они были мощными стальными американскими конягами от
«Харлей-Дэвидсон» или «Индейцами».*
*В настоящее время не выпускаются.
Две дюжины блестящих, отдраенных «харлеев»
заполонили парковочную стоянку бара «Эль Эдоб». Ангелы кричали, смеялись и пили
пиво, не обращая внимания на двух испуганных тинейджеров, жавшихся в сторонке.
Наконец один из мальчиков обратился к тощему бородатому outlaw по кличке Пузо:
«Нам нравятся ваши мотоциклы, парень. Они действительно ништяк». Пузо сначала
посмотрел на говорившего, потом – на мотоциклы. «Я рад, что они тебе
нравятся, – ответил он. – Это единственное, что у нас есть» (Сентябрь
1965 года).
#
