Как и большинство других Ангелов, он уважает
заводскую продукцию, отдавая дань ее потенциальной надежности и прочности. Для
него это – подборка хорошего исходного материала, но отнюдь не машина, которую
каждый профессиональный классный ездок захочет назвать своей собственностью.*
*Байк, который он наконец сам собрал, развивал
ровно за двадцать секунд скорость 108, пролетев всего какую-то четверть мили.
«Отверженные» склонны рассматривать свои байки
как памятники самим себе, сотворенные согласно их фантазиям и представлениям,
может быть несколько абстрактным. Они культивируют в себе привязанность к ним,
которую посторонний человек вряд ли поймет. Это смахивает на позерство или даже
на извращение. Может, так оно и есть, но для байк-фриков все это очень реально
и исполнено особого смысла. Каждый, у кого хоть когда-нибудь был такой мощный
байк-зверюга, до конца дней своих будет несколько помешан на этой теме. И речь
идет не о маленьких байках, а о больших, дорогих и капризных ублюдках таких,
которые реагируют на нажатие педали газа, как строптивая лошадь реагирует на
удар кнута, которых можно поднять в воздух и проехать пятнадцать ярдов на одном
колесе, на которых можно гнать на бешеной скорости по мостовой, изрыгая огонь и
пламя из выхлопной трубы… Маленькие байки, возможно, и служат для развлечений,
как говорят работающие в этой отрасли промышленности люди, но и «фольксвагены»
созданы ради забавы, не говоря уже о базуках.
Большие байки – «феррари» и Магнумы. 44 – это
нечто, уже выходящее за рамки обычного веселья; это настолько мощные и
эффективные машины, созданные человеком, что они могут поставить под сомнение
способности человека контролировать созданное ими и могут загнать людей в
жесткие рамки дизайнерского дела и разработки технических характеристик, не
позволяя им нарушать установленные границы. Это один из краеугольных камней
мистики Большого Байка, которая в жизни каждого Ангела занимает столько места.
Или, как говорят они сами: «Вот на этом и стоим, старик. Вот за счет этого и
живем! «.
Не каждый может согласиться с подобной концепцией.
До встречи с Ангелами у меня был большой мотоцикл и пара мотоскутеров, но эту
технику я приобрел только тогда, когда появились кое-какие свободные деньги,
хотя особой дороговизной она и не отличалась. Никакой мистикой при таком
прагматизме и не пахло. Когда я сказал Ангелам, что подумываю о приобретении
для себя байка, они загорелись желанием помочь мне провернуть это дело. Конечно
же, надо было достать «харлей-дэвидсон». У них имелось несколько машин на
продажу, но все, что поновее, было исключительно краденым… хотя стоило очень
дешево. Трудно, согласитесь, отказаться от байка, реальная цена которого 1,500
$, а тебе отдают его всего за четыреста баксов, но, чтобы ездить на краденом
мотоцикле, надо знать, как объяснить легавому, почему номера на корпусе или
двигателе совершенно не соответствуют номерам на лицензии о регистрации. Есть
способы спустить дело на тормозах и улизнуть, но, если ты облажаешься, тебя
накажут и отправят в тюрьму. Удивительно, но мне почему-то совсем не хотелось
маяться за решеткой. Я попытался убедить Ангелов (правда, безрезультатно) найти
мне дешевенький, подержанный – неворованный – «харлей 74», но сделанный на
заказ по последней моде «отверженных». Потом я решил остановиться на более
облегченном, скоростном «харлей спортстере» в духе некоего outlaw-авангарда.
После наезда на меня вполне компетентных респектабельных людей из моего
окружения я опробовал «триумф бонневилль», и даже степенный «B.M.W.». В конце
концов я умерил свои аппетиты до «спортстера», «бонневилля» и «B.S.A. лайтнинг
рокет». Все три машины могли обставить заводской «харлей 74», и даже Ангельскую
версию «борова» – а уж этого монстра можно считать всем, чем угодно, только не
заводской моделью.
«Боров» не мог сравниться по скорости с
новейшими и лучшими промышленными образцами, если не подвергался серьезной
переделке и если за рулем не находился очень смекалистый райдер. То, что я в
результате купил «B.S.A.», – роли не играет; имея в кармане 1.500
долларов, я четыре недели приставал ко всем с дотошными расспросами и ломал
голову, пока до меня не дошло, что «раздетые» «харлеи» по сути своей не могут
считаться супермашинами. Проездив на своем байке несколько месяцев, я понял,
что разница между Ангелом Ада на «борове» и цивильным любителем байков на
гоночном «триумфе» заключается вовсе не в двигателе. Ангелы испытывают свою
судьбу по полной программе, не оставляя для себя никакой возможности для
отступления. Они здорово рискуют, даже не задумываясь об опасности, которой
себя подвергают. Как личности они были обобраны, изгнаны отовсюду и побеждены
при помощи стольких способов и ухищрений, что в той единственной сфере, где их
можно считать королями, им просто нет смысла быть вежливыми и осторожными.
Особая связь между Ангелом и его байком
бросается в глаза даже тем, кто совсем ничего не знает о мотоциклах. Билл
Мюррей, собирая материал для своей статьи в «Saturday Evening Post», посмотрел
получасовой телевизионный документальный фильм, снятый одной станцией в
Лос-Анджелесе при довольно сомнительном участии Ангелов из Берду. Один из
четырех представленных субъектов был, по словам Мюррея, «почти не вяжущий лыка
„скот“ в круглых солнечных очках, известный как Слепой Боб. (Боб со свирепостью
в голосе говорил о том, что может случиться с каждым, кто попытается клеить его
девушку. „Если она со мной – то она со мной“, – сказал он, ухмыляясь и
выставляя вперед свою нижнюю челюсть.)»
Ангелы вызывали у Мюррея лишь презрение, но
вид по крайней мере одного из этих «скотов» на своем «борове» задел его за
живое. «Самый яркий момент этой телевизионной программы, – рассказывал
он, – наступил, когда Слепого Боба, выказавшего себя немногословным и
приземленным тупицей во время интервью, показали на мотоцикле, едущим по
хайвею. Он обращался с этой большой мощной машиной совершенно непринужденно,
управляя ею небрежно одной рукой, напоминая то, как Валенсуэла ведет Келсо к
передвижному стартовому барьеру… Сильный ветер бьет ему в лицо, губы его
кривятся в жесткой улыбке, свойственной человеку, испытывающему чувство
абсолютно первобытного наслаждения. Взгромоздившийся на спину своего „борова“,
этот увалень неожиданно видится исполненным миражеподобным изяществом…»
