Он неожиданно швырнул документ через стол.
– Держи, ты и читай это. Может, ты мне
скажешь, что все это значит? Да нет, блядь, не скажешь! Никто не может понять
смысл этого дерьма!
Дерьмо было озаглавлено: РАСПОРЯЖЕНИЕ,
РАЗЪЯСНЯЮЩЕЕ ПРИЧИНУ, ПОЧЕМУ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ СУДЕБНОЕ ПОСТАНОВЛЕНИЕ НЕ ДОЛЖНО
ОСПАРИВАТЬСЯ, И ПОЧЕМУ ИЗДАН ПРИКАЗ О ВРЕМЕННОМ СДЕРЖИВАНИИ.
В качестве истцов упоминались «граждане штата
Калифорния», а в качестве ответчиков были выведены «Джон Доу (Джон и Джейн Доу
– общее обозначение мужчины и женщины – прим.перев.)***, в количестве от 1 до
500, и Джейн Доу, также в количестве от 1 до 500». Ответчиков можно было
рассматривать и каждого по отдельности, и всех вместе, объединенных названием и
стилем АНГЕЛОВ АДА или ОДНОГО ПРОЦЕНТА, или СБЕЖАВШИХ ИЗ ГРОБА, или РАБОВ
САТАНЫ, или ЖЕЛЕЗНЫХ ВСАДНИКОВ, или ЧЕРНЫХ И ГОЛУБЫХ, или БАГРЯНЫХ И РОЗОВЫХ,
или КРАСНЫХ И ЖЕЛТЫХ, разнообразных, собравшихся для проведения этой акции
ассоциаций.
Цель этого распоряжения была ясна, но
специфический язык был такой же расплывчатый, как и перечень ответчиков,
который, должно быть, позаимствовали из какой-нибудь вырезки из бульварной
газетенки конца 50-х. Это было временное судебное постановление, применимое к
любому, кого сфотографировали, когда он получал копию документа из рук полиции.
Распоряжением запрещалось: (1) нарушать любой общественный закон,
законодательный акт или постановление муниципального органа или совершать любое
нарушение общественного порядка… (2) любое поведение, которое можно считать
непристойным и оскорбительным… или (3) иметь при себе или хранить, с целью
последующего использования в качестве оружия любые небольшие обтянутые кожей
дубинки, которыми обычно оглушают противника, рогатки, палки, металлические
прутья, обрезы, кастеты, ножи с выкидным лезвием, колесные цепи и огнестрельное
оружие любого типа…
В качестве причины, подтолкнувшей к написанию
этого распоряжения, приводился инцидент двухлетней давности в церкви Литтл в
Пайнз: «Обвиняемые были пьяны… а затем незаконно вломились в упомянутую
церковь, без всякого разрешения захватили различные одеяния церковного хора,
надели их на себя и стали маршировать в них и бесстыдно разъезжать на
мотоциклах, употребляя бранные и непотребные выражения. При данных
обстоятельствах помощнику шерифа пришлось пригрозить (sic!) вышеупомянутым
обвиняемым и в приказном порядке отобрать упомянутые одеяния».
Страница вторая документа потрясала жалобным
тоном изложения. В ней утверждалось, что, дескать, «в штате Калифорния хорошо
известно», что члены этих объединений «запугиванием, избиениями и другими
выходками, в общем и целом сопряженными с насилием, попытаются нарушить
спокойствие в районе, где они собираются; вспышки насилия обыкновенно
сопровождают такие сборища, а это приводит к нанесению телесных повреждений и
возможным смертям среди членов общины; единственный разумный способ для любого
индивида избежать этого насилия – оставаться дома или выехать из того района, в
пределах которого находятся члены обвиняемых объединений «.
К великому удовольствию Канюка, я не смог толком
объяснить, что сей документ означает. (Не смог это сделать несколько недель
спустя и один адвокат из Сан-Франциско, который пытался мне растолковать
положения распоряжения.) И полиция округа Мадера сходу тоже не смогла ничего
объяснить, а вот перевод с сухого языка документа на живой язык человеческий,
сделанный полицейскими здесь же, на обочине дороги, был предельно ясен: при
первом признаке напрягов со стороны любого типа на мотоцикле, сажать его в
тюрьму и не выпускать даже под залог.
Такое развитие событий скорее разозлило Пузо,
чем повергло его в уныние. «Только лишь потому, что у меня борода, –
пробормотал он, – они хотят засадить меня в тюрьму. Куда катится эта
страна?» Я попытался сформулировать ответ на этот вопрос, как вдруг всего в
десяти футах от того места, где мы сидели, остановилась машина дорожного
патруля. Я быстро поставил на судебное постановление свою банку пива. Вроде бы
как спрятал. Два копа просто сидели в тачке, уставившись на нас, а на приборной
доске напротив них торчал дробовик. Пронзительный голос диспетчера
пулеметоподобно трещал по радио, рассказывая о различных передвижениях Ангелов
Ада: «По сообщениям из Фриско, никаких арестов… многочисленные группы движутся
по 99 хайвею… группа из двадцати человек остановлена у заграждения к западу от
Бейсс Лейк…».
Я решил наговорить кое-что на пленку, надеясь,
что вид магнитофона помешает полицейским сразу застрелить нас всех троих, если
по радио им вдруг прикажут «принять соответствующие меры». Пузо развалился в
своем деревянном кресле, потягивая «Орандж Краш» и с отсутствующим видом глядя
в небо. Канюк, похоже, дрожал от ярости, но держал себя в руках. Внешнее
сходство между обоими было впечатляющим: оба – длинные, худые, одетые в свои
дорожные прикиды. Однако ни один из них не выглядел сирым и убогим: бороды
аккуратно подстрижены, волосы – средней длины, никаких признаков наличия оружия
и других странных излишеств. Не будь у них эмблем Ангелов Ада, они привлекли бы
к себе не больше внимания, чем пара путешествующих хипстеров из Лос-Анджелеса.
Теоретически в то время, о котором идет речь,
Пузо не являлся Ангелом Ада как таковым. Он был одним из членов-основателей
отделения в Сакраменто – которое, как и отделение во Фриско, отличалось своим
хорошо уловимым богемным характером. Другим членом-основателем Ангелов
Северного Сакраменто был Бродяга Терри. Они всегда неплохо ладили с битниками
Сакраменто, и, когда отделение переехало в Окленд, они привнесли с собой в
клубную атмосферу некое новое культурное влияние. Но в «Эль Эдоб» модные веяния
не слишком-то пришлись по вкусу. Изначально Ангелы из Окленда были
закоренелыми, непроходимыми скандалистами и драчунами, – эти качества
здесь передавались по наследству, – и они никогда не соприкасались с
джазом, поэзией и бунтарским элементом из Беркли и Сан-Франциско. Из-за скрытой
подоплеки этого конфликта неожиданное объединение в Окленде Ангелов-беженцев из
Сакраменто и Берду довольно неблагоприятно сказалось на общей ситуации в клубе.
