Примерно так же они обращались с мужиком из
The Los Angeles Times, но тот, казалось, все никак не мог побороть ощущение,
что кто-то собирается подкрасться к нему сзади и вышибить мозги диском от
колеса. Происходившее выглядело довольно забавно. Я надеялся, что Коэн
промямлит нечто вроде: «Президент Баргер, я полагаю?». Но он слишком нервничал.
Он уже поговорил с копами, и его голова была забита рассказами о зверствах и
жестокостях; скорее всего, он уже тогда в уме прикидывал статью, которую кто-нибудь
сочинит по поводу его кончины: «… репортер сопротивлялся, но безрезультатно.
Обезумевшие от наркотиков мотоциклисты быстро изрубили его на куски и насадили
эти куски на вертел… имя его останется в веках».
Самое странное заключалось в том, что Коэн
уехал с озера Бейсс с одним из самых длинных и обстоятельных интервью, которые
когда-либо давал журналистам Баргер. Босс Ангелов был тем утром в редкостном
расположении духа. Пригревало солнце, его люди были в безопасности, и, чем бы
он ни закидывался прошлой ночью, очевидно было одно: это вещество подействовало
на него весьма благотворно. Манеру Коэна вести себя можно назвать как угодно,
но только не враждебной. Большинство репортеров относятся покровительственно к
«отверженным» или задают настолько резкие, самоуверенные вопросы, что с тем же
успехом могли бы получить все ответы на них в докладе Линча. Однажды вечером в
Окленде я наблюдал, как один парень из какой-то газетенки, выходящей в Ист Бэй,
допустил сразу две ошибки. Он появился в «Эль Эдоб» и тут же спросил, можно ли
купить немного марихуаны. Ангелы еще не успели для себя решить, был ли он
просто непроходимым мудаком или же наркоагентом, как он вытащил немного своей
травы и стал предлагать ее всем присутствующим. Этот ход не проканал, хотя мог
бы растопить лед, если бы он просто свернул косяк для себя самого. Потом он
предложил купить пиво для всех, постоянно говоря на боп-жаргоне *(жаргон
хипстеров, слушающих боп – прим.перев.). Какое-то время Ангелы терпели его, но,
пропустив несколько кружек пива, он начал задавать вопросы о Гитлере, групповых
изнасилованиях и содомии. Наконец, Сонни сказал, что дает ему тридцать секунд,
чтобы убрать свою жопу от греха подальше, и, если он покажется снова, Ангелы
расколят ему башку цепью, как орех.
Другой журналист из кожи вон лез, пытаясь
казаться своим в доску. «Есть что-то гадливое в этом парне, – сказал мне
Баргер. – Он либо легавый, либо сумасшедший – и если он ни то, ни другое,
тогда он использует нас для чего-то такого, о чем мы не имеем ни малейшего представления».
И это оказалось правдой. Отношения этого репортера с Ангелами развивались по
следующей схеме: неловкость при знакомстве – накал страстей – критическая
точка. В последний раз, когда я говорил с ним, он сообщил, что на него наезжают
уже по-настоящему. Он был настолько напуган, что купил себе Магнум .357. «Ты
прав, черт возьми, я струсил, – сказал он. – Если они объявятся
рядом, я буду стрелять на поражение». Похоже, Ангелы были удовлетворены.
«Пизданутый сукин сын сам напрашивался на неприятности, – заметил
один. – Может, это прочистило ему мозги».
Коэн ни одной из подобных ошибок не допустил.
Он задавал очень короткие общие вопросы, и стоял, потея и ерзая, пока его
магнитофон фиксировал ответы. Мне показалось, что я слышу настоящую песню,
когда Баргер закончил интервью словами: «Мы, Ангелы, живем в нашем собственном
мире. Мы хотим одного: оставьте нас в покое, в одиночестве, чтобы мы могли
стать личностями».
А вот еще несколько перлов, собранных тем
утром Коэном, и почти все они – лично от Баргера:
» На самом деле мы – конформисты. Быть Ангелом
значит подчиняться правилам нашего общества, а правила Ангелов – самые жесткие
из всех… Наши байки – это первое и самое важное для нас. Мы можем творить такое
с нашими байками, что не под силу больше никому. Можете попытаться – все равно
не получится. Ангел может разделать «борова» на части и собрать снова всего за
два часа. Кто еще так сможет?.. Все эти штуки, – вроде нацистских знаков
отличия и шлемов, – чтобы шокировать людей, просто дать им понять, что мы
сами по себе, дать им понять, что мы – Ангелы… Никаких неприятностей не будет,
если нас оставят в покое. Насилие начинается только тогда, когда люди сами
наезжают на нас. Пара Ангелов зайдет в бар, и несколько упившихся чуваков
начнут драку, но зачинщиками драки обязательно выставят нас. Двое наших уложат
их как пить дать… Любые два Ангела могут справиться с пятью другими парнями… Ты
решил стать Ангелом? Мы не принимаем первых попавшихся людей с улицы. Мы
проверяем их. Мы должны убедиться, что они будут жить по нашим правилам…».
Баргер толкал прочувственную речь почти час,
прекрасно понимая, что его записывают и фотографируют. В определенном смысле
это означало конец целой эпохи, так как вскоре после этого он понял, что мудрые
изречения, которыми он так щедро сыпал направо и налево, и позы, которые он
принимал перед камерами, стоили денег, и к моменту выхода статьи в свет его
открытость превратилась в желчность и злобное нахальство.
Оставшаяся часть уик-энда прошла в Бейсс Лейк
относительно спокойно. Многие из Ангелов провели воскресный день в пивных
точках, выпендриваясь перед нахлынувшей толпой туристов. Они поливали друг
друга пивом, обменивались непристойными замечаниями с гражданами, и получали
бешеное удовольствие, держа всех в напряжении. Пожилой мужчина купил им всем
пива, дамы средних лет выкрикивали оскорбительные вопросы, а кассовый аппарат
оживленно и весело позвякивал.
Момент напряженности возник в лагере, когда в
небольшую бухту Уиллоу Кав ворвались три больших гидроплана с пляжными качками
и девушками в бикини. Они вовсе не искали повода для драки, но приехали
«повыебываться», как подметил один из Ангелов, и какое-то время казалось, что
всеобщему миру и благоденствию пришел конец. Полиция не предусмотрела
возможности нападений со стороны озера, и, когда появились гидропланы, в лагере
не оказалось ни одного помощника шерифа. Всем парням на лодках было за
двадцать, они были одеты в яркие тесные плавки желто-коричневого цвета. Вода
совершенно не испортила им прически – волосы были короткие и здорово набриолинены.
Всего явилось около двадцати особей мужского пола и пять или шесть девиц,
выглядевших так, как будто они только что прибыли с Французской Ривьеры. Они
привязали лодки к деревьям, нависавшим над бухтой со стороны лагеря outlaws, и
начали лениво резвиться, ныряя, обжимаясь с девушками, передавая друг другу
пиво и полностью игнорируя байкеров.
