Гайдаровские реформы
Тридцатитрехлетний экономист Егор Гайдар отвечал на вопросы
мягким тенорком; говорил он быстро, будто его ответы были всем очевидны. Он
понравился Борису Ельцину, и тот доверил ему вершить судьбы России.
«Социалистическая экономическая система – оченьцелостная
система, – объяснял Гайдар. – Нельзя из нее вытащить один элемент,
скажем, несвободные цены, и полагать, что она будет работать. Для того чтобы
онаработала, необходим… эффективный Госплан, система приказов, которые
выполняются; жесткие санкции, возможность посадить директора завода, который не
отгружает продукцию туда, куда нужно, снять главу местной администрации,
который не отгружает зерно по заказам, изъять зерно у колхоза, который не хочет
тебе его отдавать. Вот тогда эта система хуже-лучше может работать.
Эта система в 1989–1990 годах быстро разваливалась. К осени
1991 года, когда формировалось наше правительство, она уже не работала вовсе. В
госплане работали, но раз перестали сажать за неисполнение директив, так
перестали исполнять.
Представьте себе, что вы – директор совхоза. Вам предлагают
сдать ваше зерно, за ничего не стоящие деньги, которые ничего не могут купить.
Раньше вы знали, что если вы не сдадите, то в лучшем случае вас снимут с
работы, а в худшем посадят в тюрьму. А сегодня вы знаете, что по закону вас
нельзя ни уволить, ни посадить. Будете вы сдавать зерно? Конечно, нет.
Эта ситуация очень похожа на ту, которая была в России в
1918 году. Есть только два выхода. Либо ты начнешь стрелять реквизировать
зерно, а если не соглашаются – сажать в тюрьму. Либо немедленно и без раздумья
создать предпосылки, при которых деньги работают».
Зимой 1991–1992 годов в магазинах было шаром покати. Люди
делали запасы. «Я знал, что у меня происходит с хлебоснабжением, – говорит
Гайдар. – Знал, сколько у меня вагонов с зерном, сколько запаса. Знал, что
при оптимальном варианте, – что можно свободно им маневрировать – нам
хватает зерна при сниженных нормах потребления до середины февраля».
Умереть с голода и замерзнуть от холода – вот два великих
фантома российского воображения. Возможно, Гайдара не следует винить в том, что
его охватила паника. «Рассуждать некогда, – вспоминает он свои тогдашние
мысли. – Люди начнут умирать с голода».
Гайдар знал: если освободить цены, не решив при этом
проблему рублевого навеса, начнется гиперинфляция. Но 2 января 1992 года цены
на все товары, кроме стратегических, были освобождены – и сразу взлетели до
неба. Директора магазинов приписывали к ценникам нули. Покупатели таращили
глаза. Вот рост цен к концу года: яйца – 1900 процентов, мыло – 3100 процентов,
табак – 3600 процентов, хлеб – 4300 процентов, молоко – 4800 процентов. Между
тем ставка на вклады в банках составляла несколько процентов, зарплаты росли
незначительно. И сбережения россиян, копившиеся десятилетиями, вылетели в
трубу.
«Шоковая терапия» Гайдара – это, как говорили шутники,
«сплошной шок и никакой терапии». Валовой внутренний продукт России в 1992 году
снизился на 19 процентов, еще на 9 процентов в 1993 году, еще на 13 процентов в
1994-м – и так далее почти все 90-е годы. К концу десятилетия великая
сверхдержава обрела статус обнищавшей страны третьего мира.
Довольно внятным показателем того, как драматично проходил
переход России к рынку, является неумолимое падение рубля по отношению к
доллару. Дни, когда один рубль в горбачевской России примерно был равен одному
доллару, канули в прошлое – к концу 1992 года один доллар стоил 415 рублей. А к
концу эры Ельцина за один доллар уже давали около 28 000 (старых) рублей.
Правительство Ельцина не захотело вводить временный валютный контроль, как это
успешно сделал Китай в годы экономического бума в 80-е и 90-е годы.
Американский экономист и бывший советник Рональда Рейгана Джуд Ванниски в то
время замечал: «Деньги – это беспроцентный долг государства перед своими
гражданами, и к этому долгу государство должно относиться с уважением».
По мнению Григория Явлинского, правительство Гайдара
совершило колоссальную ошибку, освободив цены в одночасье. Насущной нужды
капитулировать перед инфляцией не было, замечает Явлинский. «Да, была
определенная истерия, но, с моей точки зрения, угрозы голода тогда не
было, – говорит он. – Полки были пусты, но они были пусты все
последние годы».
Мер по защите пожилых, малоимущих и больных от растущих цен
принято не было, и гиперинфляция 1992 года решительным образом сказалась на
средней продолжительности жизни россиян, но альтернативе своей политике Гайдар
не видел. Позднее он сказал мне, что не мог приватизировать квартиры и садовые
участки за наличные, потому что против этого был коммунистический парламент; не
имело смысла приватизировать и магазины, утверждал он, до освобождения цен; не
помогли бы и государственные облигации, потому что в гарантии правительства
население не верило.
Итак, ценовая реформа несла страшные разрушения, при этом не
воплощались в жизнь другие аспекты демократических реформ. «Они абсолютно
игнорировали всю социальную сферу, все, что касается государственного
строительства, все, что касается конституционности, законности, парламента, –
говорит Явлинский. – Иначе говоря, они абсолютно игнорировали вопросы
гражданского общества, чтобы на его основе вести экономическую деятельность.
Даже вопросы экономической политики, напрямую не связанные с необходимостью
отпустить цены были отодвинуты далеко в сторону: промышленная политика,
институциональные изменения, демонополизация, все вопросы, связанные с
конкуренцией с рынками, с введением ясных правил игры».
Отсутствие институциональной реформы внесло свой вклад в
крах гайдаровской программы. Советская промышленность строилась на
«рациональной» основе, среди промышленных предприятий не было почти никакой
конкуренции или дублирования. Когда все предприятия принадлежали государству и
подчинялись диктату Госплана, конкурентные структуры, возможно, и не
требовались. По многим группам товаров: автомобили, тампоны, авиационные
двигатели, стиральные порошки – весь советский рынок обслуживали один или два
больших завода. Стоило этим предприятиям освободиться от контроля
правительства, они превратились в хищнические монополии, теперь они диктовали
условия и клиентам, и поставщикам.
«Ключевой вопрос 1992 года заключался в том, какой путь
выбрать: освободить старые советские монополии или освободить общество от
старых советских монополий? – говорит Явлинский. – Надо ли полностью
освободить коммунистическую номенклатуру от всякого контроля, сказать
директорам-коммунистам и коммунистической номенклатуре: вы свободны, делайте,
что хотите?»
«Алиса»
Когда Егор Гайдар разрушил плановую экономику, отпустил цены
и отменил Госплан, следствием стал хаос. Промышленные предприятия не знали,
куда отправлять продукцию, как за нее получать деньги, где брать поставки. В
этом хаосе важную роль на российском рынке оптовых и экспортных продаж взяли на
себя торговые компании, подобные «ЛогоВАЗу» Березовского.
