Поскольку многие жили в ужасающей нищете и в первую очередь
думали о хлебе насущном, люди просто продавали ваучеры на улице за наличные, и
таких было немало. В итоге уличная цена на ваучер была смехотворно низкой.
Тоскливой зимой 1993/94 года в метро можно было видеть плохо одетых прыщавых
парней, державших табличку: «Куплю ваучер». Цена составляла 10 000 рублей –
около 7 долларов, как раз на две бутылки дешевой водки. При том, что каждый
ваучер можно было купить на улице за 7 долларов, выходило, что гигантские
промышленные и природные ресурсы страны оценивались примерно в 5 миллиардов
долларов.
В теории ваучерная приватизация выглядела привлекательно, но
на практике она полностью провалилась. Первая ошибка – выбор времени для ее
проведения. Приватизацию следовало проводить до ценовой реформы Гайдара в 1992
году, как средство борьбы с рублевым навесом, с опасностью инфляции. Именно в
этом заключалась суть плана Григория Явлинского «500 дней». «Я считал, что
именно приватизация должна быть тем инструментом, который должен урегулировать
вопрос с денежным навесом, – вспоминает Явлинский. – То есть я считал
правильным использовать накопленные средства на приватизацию. Я предлагал
начать с самого маленького – приватизировать грузовики, небольшие земельные
участки, квартиры, магазины – и постепенно, постепенно двигаться к более
крупной приватизации».
Явлинский настаивал на том, чтобы провести приватизацию за
деньги. «Приватизация решает задачу собственника, смену (старого советского)
управляющего, – говорил он. – Конечно, деньги заработанные в
советские времена были крайне малы, но затратив даже эти маленькие деньги,
посколько это были собственные, люди становились подлинными собственниками».
Нельзя ничего получать бесплатно, утверждал он. Ты не сможешь относиться к
этому с должным уважением. Все ценное добывается в поте лица своего.
«Собственность обязательно нужно продавать, только так возникают подлинные
собственники. Даже если ты покупаешь кусочек компании за маленькую сумму, это
все равно твои деньги – ты будешь этой компанией дорожить, будешь искать
хорошего менеджера, будешь строить на этом дело. А когда людям прислали ваучеры
по почте, вам все безразлично».
С этим соглашался мэр Москвы Юрий Лужков, он говорил: при
таких низких ценах приватизация бессмысленна. «Мы говорим: приватизация
необходима, чтобы создать нового собственника, новый собственник будет лучше
распоряжаться собственностью и расширять производство, – аргументировал
Лужков. – Возьмите приватизацию завода – предполагается, что новый
владелец будет управлять ею лучше. Но такое возможно, только если завод
продается за настоящие деньги. Приведу конкретный пример. Я купил ЗИЛ,
гигантский автозавод, за 4 миллиона долларов. Но как автозавод он мне не нужен.
Он занимает 240 гектаров земли, и я могу быстро вернуть свои 4 миллиона
долларов, если превращу эту территорию в склады или еще во что-нибудь.
Мой (химический) институт продали за 200 000 долларов.
Во-первых, в этом институте трудились настоящие специалисты, каждый из которых
тянет на 200 000 долларов в год. Во-вторых, у него есть экспериментальная
производственная база, где можно разрабатывать новые технологии. И это
предприятие было продано за 200 000 долларов! Да это цена одного
спектрофотометра! А новый владелец решил – ему не нужно, чтобы институт
работал. Он сказал: я всех увольняю, теперь у меня есть свободная недвижимость,
с ее помощью я буду приумножать свои доходы – площадь буду сдавать и получать
за это 500 000 долларов в год. Вот это бизнес!»
Но Явлинский и Лужков остались не услышанными. Позже Гайдар
говорил, что у него с Чубайсом просто не было времени проводить приватизацию
сначала – нужно было срочно отпустить цены, чтобы заполнить полки товарами,
хотя иногда это означало: люди выкладывают все свои сбережения на то, чтобы
запасти товары на несколько недель. Но все равно, даже если бы в пожарном
порядке организовать продажу грузовиков, квартир, магазинов, садовых участков,
а чуть позже малых предприятий вроде кирпичных заводов, лесопилок и текстильных
фабрик, результат был бы куда менее разрушительным, чем тот, что был достигнут
вследствие политики Гайдара и Чубайса.
Вторая ошибка Чубайса – темпы, с какими он провел
приватизацию российской промышленности. Начнись приватизация раньше, она могла
бы пройти куда более гладко. Чубайс поставил на кон все сразу: крупнейшие
нефтяные компании, металлургические и горные комбинаты, гигантские комплексы по
переработке леса, автозаводы, машиностроительные комбинаты, тракторные заводы,
крупные промышленные компании, огромные флотилии, крупнейшие порты страны – все
это выплеснулось на рынок одновременно. Любому инвестиционному банкиру
известно: чтобы получить хорошую цену за акции, появившиеся на рынке впервые,
необходимо ограничить предложение. Сначала нужно продавать небольшую часть
компании, и только потом, когда становится ясно, что есть спрос, можно
предлагать дополнительное количество акций. Интернетовские компании в США с
1995 по 2000 год продавались именно по такой схеме, в итоге цена оказалась
высокой, хотя компании эти почти не приносили прибыли и лишь предполагали
большие доходы в будущем (это же относится к российским компаниям).
Как и Явлинский, министр внешних экономических связей с 1994
по 1997 год Олег Давыдов считает, что первым объектом приватизации должны были
стать магазины, рестораны, небольшие цеха. Далее правительство могло выставить
на продажу предприятия легкой промышленности. «Рынок всегда начинается с
обслуживания людей, – замечает Давыдов. – Начинается с малых
предприятий».
Вместо этого Чубайс провел приватизацию крупнейших и
наиболее прибыльных российских предприятий, работавших на экспорт. «Именно в
этот сектор, у которого такой громадный экспортный потенциал, хлынул весь
криминал, – с горечью говорит Давыдов. Он считает, что российские
промышленные гиганты в таких стратегических сферах, как нефть и газ, металлы,
алюминий, космос следовало превратить в государственные корпорации. Они бы
научились действовать, как независимые предприятия, а потом, постепенно, их
можно было бы приватизировать, по мере развития рынка. Примеров подобного рода
в Европе и Японии достаточно.
И последняя ошибка политики Чубайса и Гайдара – уж слишком
малой они сделали номинальную стоимость приватизационных ваучеров (10 000
рублей). Если исходить из номинальной стоимости ваучеров, то по ценам начала
1992 года вся российская промышленность была оценена в 100 миллиардов долларов,
что со всей очевидностью не соответствовало ни огромным масштабам российской
экономики, ни тенденции рынка акций превышать стоимость внутреннего валового
продукта страны. Ярлык в 100 миллиардов долларов, который в 1992 году
экономисты Ельцина нацепили на российскую экономику, меркнет по сравнению с
оценочной стоимостью таких рынков, как Мексика и Гонконг, где в то время рынок
акций оценивался в 150 и 300 миллиардов долларов соответственно. К концу 1993
года, когда россияне реально могли воспользоваться ваучерами, инфляция и
девальвация рубля съели 95 процентов номинала ваучера, и стоимость промышленных
и природных ресурсов России съехала к 5 миллиардам долларов.
