Я спросил своего нового знакомого, Сергея из казино «Черри»:
как насчет иностранных преступников? Ходят слухи, что в Россию потянулись
гангстеры из-за рубежа? «Итальянская мафия была, разнюхивала, но потом они
уехали, – сказал Сергей. – Наши ребята для них уж больно крутые.
Колумбийцы – дело другое».
По утверждению Сергея, в Москве крутилось много колумбийских
наркодолларов, их вкладывали в недвижимость и всевозможные предприятия.
Россияне, которые продвигали такие сделки, получали на Западе щедрое
вознаграждение. «Тут за счет этих дивидендов живут многие», – гордо заявил
Сергей.
А кому принадлежит казино «Черри»? «Чеченцам», – не
раздумывая, ответил Сергей. Позже сотрудник РУОПа подтвердил, что большая доля
доходов из этого казино поступает в одну из чеченских мафиозных групп. Когда же
я спросил Дейва Сэйера, он назвал четырех владельцев-акционеров: правительство
Москвы, закрытая шведская компания, специализирующаяся на казино, российская
фирма по продаже иномарок «Тринити моторс» и частная российская холдинговая
компания «Олби».
У «Тринити моторс», торговавшей «крайслерами» и другими
иномарками, была весьма сомнительная репутация. Основной автосалон «Тринити»
находился в одной из лучших точек Москвы: напротив Большого театра. Одним из
официальных основателей этого бизнеса, нередко появлявшимся в «Черри», был
Владислав Ваннер, он заменил Глобуса на посту главаря бауманской преступной
группировки, которую разгромили чеченцы.
Связь «Тринити моторс» с казино «Черри» можно было
предугадать, а вот «Олби» оказался совладельцем неожиданным. Эта компания
принадлежала тридцатилетнему предпринимателю Олегу Бойко, отсюда и название
«Олби». Он был одним из самых знаменитых новых русских миллионеров. Ему
принадлежала сеть магазинов по продаже электроники «Олби-дипломат» и один из
крупнейших российских банков, «Национальный кредит». Он был одним из основных
внешних инвесторов ведущей российской газеты «Известия», а также главным
спонсором политической партии своего друга Егора Гайдара, бывшего
премьер-министра, любимца западных средств массовой информации и лидера
«молодых реформаторов». Бойко был председателем исполкома партии Гайдара «Выбор
России».
Несколько лет спустя я спросил Гайдара: почему он решил
сотрудничать с предпринимателем, который, в числе прочего, был крупнейшим
акционером казино, которое держали чеченцы.
«О его бизнесе я что-то знал, – ответил Гайдар. –
В те времена он был крупным бизнесменом и считался человеком солидным».
«А о его связях с преступным миром знали?»
«Нет».
«Сейчас вы бы согласились, чтобы он помогал вашей партии?»
«Нет, конечно. Это было еще в то время, когда у нас было
гораздо больше иллюзий о новом российском бизнесе, о социальной ответственности
этих людей».
Сверхдержава преступности
Года через два после начала демократического эксперимента
большинство россиян поняли: страна попала в руки преступников. Для
характеристики новой власти взяли иностранное слово «мафия». В народе бытовало
мнение, что Россией правят убийцы и мошенники, а каждый член правительства –
сообщник. Весной 1993 года президент России Борис Ельцин заявил в своем
выступлении, что две трети всех коммерческих структур в России связаны с
организованной преступностью, каковая представляет угрозу национальной
безопасности России. Еще через год Ельцин снова выразил по этому поводу
обеспокоенность, заявив, что Россия превращается в «сверхдержаву преступности».
МВД дало следующие конкретные цифры: 40 процетов всего частного бизнеса, 60
процетов всех государственных компаний и до 85 процетов всех банков имеют связи
с организованной преступностью.
В 1993 году МВД выявило в стране около 3000 организованных
преступных группировок. Через год на специальном совещании в ООН по вопросам
международной преступности была названа цифра 5700, эти группы якобы
насчитывали 3 миллиона членов. Но пугал не столько быстрый рост российских
преступных групп, сколько масштабы захвата российской экономики.
По идее, либерализация экономики должна была привести к
тому, что всевозможные теневые операции перерастут в законный бизнес, но
произошло обратное: черный рынок засосал новые предприятия. Новый российский
бизнес был загнан в мир организованной преступности. Этому способствовали
коррумпированные чиновники из государственного аппарата; получалось, что для
коммерческого успеха нужны политические связи. Успешному бизнесу мешал обременительный
и запутанный налоговый кодекс, и приходилось вести двойную бухгалтерию. Не было
эффективной правовой системы, в итоге контракты не имели силы, а получить долги
было невозможно без помощи бандитов.
На заре ельцинской России появились тысячи новых банков.
Иногда эти учреждения блистали мраморной отделкой, иногда напоминали дешевые
лавки с вооруженной охраной. В первые годы ельцинского правления банковское
дело было наиболее заманчивым бизнесом. Привлекала легкость доступа к
государственным фондам. Если у банкиров были нужные связи, они могли получать
огромные прибыли, даже не имея особого представления о финансах и кредитной
политике. Крупнейшим источником дохода для российских банков были ссуды
Центрального банка с отрицательной процентной ставкой. Например, в феврале 1993
года коммерческий банк с хорошими связями мог получить в Центральном банке
ссуду под 7 процентов в месяц. Но в тот же месяц индекс цен на потребительские
товары возрастал на 25 процентов. Банк просто превращал рубли Центрального банка
во что-то, что не потеряет стоимость (скажем, в товары, имеющие легкий сбыт,
или доллары), и снова реконвертировал активы в рубли в конце месяца, в итоге –
чистая прибыль в 15 процентов всего за несколько недель. Банки с хорошими
связями отлично зарабатывали и на том, что держали у себя депозитные вклады
центральных министерств, местных властных структур, больших государственных
нефтяных компаний и экспортеров оружия. Опять-таки эти банки выплачивали
государству процент, который был куда ниже темпов инфляции, и государственные
фонды позволяли им получать огромные прибыли на торговых операциях либо просто
на обменном курсе.
Неудивительно, что банки часто становились объектами нападок
преступных групп. Жертвами пали десятки банкиров. Третий по величине в России
государственный «Россельхозбанк» был крупнейшим из тех, где предстояли
перемены; в декабре 1993 года его председатель был убит.
В 1993 году я нанес визит одному из молодых российских
банкиров на Новом Арбате. Широкоплечий человек с глазами ящерицы, Владимир
Сипачев возглавлял банк «Аэрофлот» (40 процентов принадлежало авиакомпании, 60
процентов – шести физическим лицам). Тридцатипятилетний Сипачев рассказал мне,
что сделал карьеру, начав «финансовым менеджером» в промышленной фирме
«Атоммаш» в Ростове-на-Дону. В 1989 году начал строить промышленную империю. К
1993 году в его собственности оказались банк «Аэрофлот», карьер по добыче
мрамора, небольшая компания по строительству самолетов, металлоторговая
компания, несколько радиостанций. Сипачев хвастался своим финансовым гением и
утверждал, что в этом году доходы от бизнеса превысят 100 миллионов долларов. Я
подкинул ему несколько стандартных вопросов.
