Но это все состоится, не так ли? Они будут ехать туда, будут ехать обратно. Ну а что произойдет в промежутке, неважно, она как-нибудь справится. Вряд ли это более сложно, чем ассистировать при резекции тонкого кишечника.
Глава 7
Гедеон Грей был квакером, но не без деловой хватки. Ему удалось не растратить, а преумножить небольшое наследство, и к закату дней он мог собой гордиться по праву – его семье принадлежала ни много ни мало целая китобойная флотилия, а сам он стал первым лицом в Нью-Бедфорде. Его уважали в городе и любили дома, он же больше всех на свете обожал Розмари Вирджинию Грей, которая была еще слишком мала для такого пышного имени и звалась просто Рози.
– Идем, Рози, – говорил он ей, брал тяжелую дубовую палку и шел в гавань.
Девочка семенила рядом. Гедеон обходил свои суда или товарные склады. Ему нравилось, как цепко Рози держится за его руку, как морщит носик от едкого запаха китового жира и ворвани. Вокруг гудел приморский квартал, вздыхало море, скрипели мачты, привычно сквернословили грузчики, моряки загибали соленые шуточки, визжали чайки и работницы с такелажной фабрики.
– Теперь в контору, – говорил Гедеон.
В конторе они пили чай с молоком, сахар Гедеон доставал из кармана. Девочка с наслаждением грызла белые кусочки, облепленные табачной крошкой и трухой. Потом Рози залезала на колени к деду и читала ему газеты – предпочтение отдавалось, разумеется, финансовым новостям. Гедеон помаленьку начинал клевать носом и засыпал, но Рози все равно читала. Девчонка прекрасно разбиралась в колебаниях рынка, и никто на свете не смел сказать, что, мол, не ее это ума дело, ведь, во-первых, она была внучка Гедеона Грея, а во-вторых, квакеры верили, что все люди равны перед Богом независимо от каких-либо внешних различий, пола, расы, национальности, религиозной принадлежности, возраста.
Рози хотела учиться – и училась. На мысе Кейп Код она окончила школу, известную спартанскими правилами, и после еще в Бостоне посещала училище. Самому же важному в своей жизни она училась у деда и отца. Впрочем, несмотря на суровую обстановку дома и на серьезное образование, она была прелестной девушкой, которой приличествующая квакерше хмурость придавала еще больше очарования, а простенькие серые платья, похожие на сиротские наряды, только оттеняли ее цветущую красоту. Она была настоящая Роза с румяными щеками, алыми губами, и на нее засматривались женихи, поговаривали даже, что сама она неравнодушна к молодому Смитсону, но до помолвки дело не дошло. Сначала скончалась матушка Рози, никогда не отличавшаяся завидным здоровьем, потом в китобойном промысле наметился спад, и Джеферсон Грей принял решение покинуть Бедфорд. Не одно сердце разбилось с тихим звоном, когда юная Рози отправлялась в Нью-Йорк с отцом.
– Так ли тебе надо уезжать, Рози? – спрашивал ее молодой Смитсон, уже признавшийся девушке в собственных чувствах и получивший самый лестный ответ. – Может быть, ты позволишь мне прямо сейчас поговорить с мистером Греем относительно своих намерений? Быть может, ты могла бы жить пока у тетушки?
Рози печально улыбалась и покачивала головой.
– Мой долг – быть рядом с отцом, – говорила она своим нежным голоском. – И потом, Чарли, это всего на год… Состояние здоровья папеньки…
Чарли удивился. В Бедфорде оставалась тетушка Сильвия, уже десять лет как парализованная. Ей забота была нужна куда больше.
Истинное положение дел выглядело так: мистер Грей действительно отличался некоторым полнокровием, но на здоровье не жаловался. Напротив того, он, как и многие толстяки, был жизнелюбив до такой степени, что вскоре, пожалуй, мог захотеть изменить свое положение вдовца. Наверняка в Нью-Йорке нашлось бы много дамочек, желающих окрутить богатенького провинциала и немедленно разродиться целым выводком маленьких Греев, что здорово ухудшило бы виды на дальнейшее будущее Розмари Вирджинии. Нет, этого ни в коем случае нельзя было допустить! Но, может, если держать доброго папеньку на диете из вареных овощей, не позволять ему употреблять горячительные напитки и по субботам приглашать доктора для кровопусканий, то катастрофы удастся избежать? Так Рози понимала свой дочерний долг – впрочем, не она первая, не она последняя. Миллионы людей видят смысл жизни в том, чтобы отравить существование близким, маскируя свои действия под бескорыстную заботу об их здоровье.
Рози была упорной и деятельной девушкой. За какие-то полгода диетический домашний стол с изобилием овощей и еженедельная порция пиявок «поправили» здоровье папеньки – он потерял значительную часть своего фирменного жизнелюбия. В доме бывали только деловые знакомые, по большей части очень скучные люди. Они старались угодить Розмари, зная, что девушка оказывает большое влияние на отца. Ей преподносили цветы, фрукты, птиц и котят, конфеты и билеты в театр. Один из партнеров отца по бизнесу, Эдвард Финч, подарил девушке старинное зеркало в тяжелой раме. Розмари удивилась, но подарок приняла. Не в ее правилах было разбрасываться тем, что доставалось просто так. И вообще, в характере Розмари наметились перемены. Она и раньше не была особенно щедра, но теперь по деловым кругам Нью-Йорка поползли слухи о ее неимоверной бережливости. Дом полнился гостями, к ужину редко приглашалось меньше десяти человек, все – финансовые тузы. Принимали их более чем скромно: кушанья были самые простые, вина дешевые.
– Подождите, не подавайте джентльменам лампу, – говорила Розмари служанке, когда видела, что та направляется в кабинет господина Грея. После ужина гости собирались там, чтобы выкурить по десятицентовой сигаре и выпить по рюмочке отдающего старой пробкой портвейна. – Джентльмены курят, верно? Ну, так им довольно будет света от сигар. Беседовать можно и в сумерках, это даже уютнее.
Розмари экономила на керосине и на стирке. Например, не велела относить прачке использованные салфетки, а непридирчиво осматривала их на наличие пятен, затем сбрызгивала водой, самолично проглаживала утюгом и снова пускала в ход.
Одевалась Розмари Вирджиния уже не просто скромно, а дурно. Ее черное платье от частого ношения протерлось на локтях, сукно залоснилось. При ходьбе она ступала тяжело, потому что носила не легкие туфельки, приличные девушке ее возраста, а подбитые гвоздями для прочности ботинки. И все равно Рози была хороша – вились золотистые кудри, влажно поблескивали жемчужинки зубов, синие глаза сияли. Она излучала благоухание юности. Она была обольстительна. Папаша Грей только качал головой, глядя на дочь:
– Дитя мое, люди скажут, что я держу тебя в черном теле. Почему бы тебе не накупить нарядов? Иные девицы, я слышал, находят радость в этом невинном пристрастии. Возьми денег и истрать их все на наряды. Побольше розового и алого, это должно идти к твоим волосам и щечкам.
Что бы сделала любая другая девица? Правильно, она явилась бы домой вся в образчиках тканей и кружев, из карманов у нее торчали бы выкройки, в ногах лежали горы картонок с шляпками самого дурного вкуса, и еще одно творение модистки украшало бы прическу. А Рози возвратилась такая же, как и была, и даже пришла пешком, а не приехала в экипаже. Посвежевшая от быстрой ходьбы, она вошла в кабинет отца, прижимая к груди пакет.
