Но Сашеньке было не до веселья. После экзаменов она почувствовала себя плохо. Впрочем, многие в общежитии мучились расстройством желудка – видно, недобросовестная администрация студенческой столовки перед праздниками стремилась сэкономить как можно больше себе на шампанское, и пища стала совсем уж неудобоваримой.
Целыми днями Александра лежала на своей койке. Девчонки разъехались по домам, никто не приходил ее навестить. Раз в день она находила силы выползти на улицу, покупала свежую булку, бутылку кефира. Больше организм ничего не принимал. С ужасом Сашенька поняла, что ежемесячные женские трудности тоже обошли ее стороной…
Мысль о беременности мобилизовала все силы. Александра заставила себя встать, приоделась и пошла к Владимиру. К удивлению, ей удалось застать его дома. Нежданной гостье он обрадовался.
– О! Куда ж ты тогда пропала? Сессию еда-вала, да? Ну, проходи, проходи. Что-то ты бледненькая. Ничего, сейчас я тебя чаем напою.
Они пили чай в чистенькой, отремонтированной уже кухне. И Владимир посмеивался, глядя то на Сашеньку, то в дверь кухни, откуда видна была незастеленная постель.
– Что-то ты грустная, – шутил он, а тяжелая рука уже мяла Сашенькину коленку. – Может, вина? У меня есть крымская мадера. Хочешь мадеры?
– Я беременна, – ляпнула Александра. – Мне пить нельзя.
– Та-ак, – протянул Владимир. В лице он не изменился, но руку с Сашенькиной коленки сразу же убрал. – И ты пришла ко мне с этой радостной вестью?
– К кому ж мне идти, – пожала плечами Александра. Она чувствовала за собой какую-то правоту, оттого держалась очень храбро. Очевидно, Владимиру эта храбрость показалась на редкость возмутительной.
– Да к кому угодно! – рявкнул он так, что в кухонном шкафчике жалостно задребезжала какая-то утварь. – Почему ко мне-то?
– С тобой же гуляла, – оробев, ответила Александра.
– Со мной? А еще с кем? Вот к ним и иди. Я, милочка, поберегся. Это не мой ребенок. Если ты и в самом деле беременна.
– Я… Да…
– А может, это все девичьи фантазии? Ты что думаешь, на мальчика нарвалась? Думаешь, я вас таких не видел? Значит, ложишься под холостого мужика с квартирой и пропиской, а потом – ах, ты станешь папой? Ну нет, дорогая. Я не из тех, кто женится. Меня на этот крючок не поймать. Или придумай что-нибудь более оригинальное, или найди дурака, который поверит в эту старую сказку!
– Я схожу к врачу и принесу тебе справку!
– Очень хорошо. Буду ждать с нетерпением. А теперь давай, надевай свой лапсердак. Аудиенция закончена.
Александра быстро оделась в прихожей, причем Владимир на этот раз не подал ей пальто, несправедливо обруганное «лапсердаком»! Джентльменские ухватки, очевидно, применялись только в определенных ситуациях. Галантность не годилась для беременной любовницы!
К сожалению, простодушная Александра приняла ироническое высказывание Владимира насчет справки от врача за чистую монету и пришла к нему во второй раз. Но в этот раз он ее даже на порог не пустил.
– Вот деньги, – сказал он и сунул в дверную щель конверт. – Возьми и уходи. Хочешь, сделай аборт. Не хочешь – не делай. Но учти: я никогда не признаю этого ребенка. Пытаться меня разжалобить бесполезно. Уходи, чтоб я тебя не видел!
Александра ушла.
Об аборте она не думала. Слышала, что бывают такие женщины, которые избавляются от детей. Читала в журнале «Здоровье» о том, как это вредно и плохо. К себе применить не могла, как ни пыталась. Ребенка решила оставить. Скоро ее беременность стала явной для соучеников и преподавателей. Вопреки ожиданиям, ее не клеймили и не позорили – правда, намекнули, что придется покинуть общежитие и найти себе частную квартиру…
Понимание и трогательное сочувствие преподавателей здорово помогли Сашеньке. Она досрочно сдала летнюю сессию, оформила академический отпуск и уехала к отцу. Владимира до появления на свет Киры больше не видела. Да и потом их встречи носили напряженный характер…
Но теперь что-то изменилось. В голосе Владимира Дмитриевича Краснова Александре послышались новые, незнакомые интонации. Что это? Сцена из советской мелодрамы «Москва слезам не верит»? Твой отец не только жив, но даже довольно упитан? Петербург тоже не верит слезам. Несмотря на схожесть судьбы и имени, Александра не любила этой классической мелодрамы.
* * *
– Теперь ты все знаешь, – выдохнул Владимир, отвернувшись к окну. – Прости меня. Нас всех.
– Мне не за что тебя прощать, – бодро заявила Александра. – Это ты меня прости.
Рассказ Владимира обрушился на нее и придавил, как снежная лавина. Но под лавиной тоже можно жить. Можно набраться сил и вылезти на поверхность. Главное, пережить первый, самый опасный момент, когда ледяные осколки вопьются в твое тело, а снежная пыль забьет дыхание.
И Александра сделала это. Она сильная женщина. Она смогла.
– За что? Ты ни в чем не виновата!
Владимир давился слезами. Видеть на своей кухне плачущего мужчину, немолодого, уважаемого человека, было странно. И страшно. Но Александра Леонидовна Морозова справилась и с этим. Этот человек – ее брат. Старший брат, которого у нее никогда не было, о котором она всегда мечтала. И сейчас ему плохо. Значит, она должна помочь, взять эту ношу для себя. Она сможет. Она выкарабкается из-под лавины.
– Выслушай меня, – мягко сказала Александра. Владимир достал белоснежный платок, утер покрасневшие глаза и посмотрел на нее. Приготовился слушать. – Ты был прав тогда… Двадцать лет назад. Кира – не твоя дочь.
– К-как? – только и смог выговорить Владимир.
– Вот так. Все, что ты мне тогда говорил, все твои обвинения справедливы. Я залетела от случайного знакомого, богемного писателя. Там же с ним познакомилась, у Нонны Недогоновой. Позволь уж мне не называть его имени. Разумеется, я не могла рассчитывать на брак – он состоял в браке, имел детей. Между вами было определенное внешнее сходство… И я сделала ставку на тебя. Я затащила тебя в постель, а потом сказала, что это твой ребенок. Ты был свободен, богат и вполне мог на мне жениться. Гипотетически.
– Гипотетически мог, – согласился Владимир. Глаза его заблестели, но не мутным блеском слез, а ярко и радостно. – Как гора с плеч!
– Я рада. Ты простил меня?
– Да! Да, конечно, честное слово, это самая лучшая новость за последние двадцать лет!
– А о том, что было между нами… Вполне можно забыть, как мне кажется. Я уж и не помню ничего.
– И я…
Они не обнялись и не расцеловались, не стали произносить речей о том, как приятно обрести друг друга. Они просто сидели и пили чай. Говорили, как говорят малознакомые, но симпатичные друг другу люди, как говорят родственники, живущие далеко друг от друга и встречающиеся только на семейных торжествах.
– Ты, конечно, и не подумал разыскивать свою племянницу? – ехидно прищурилась Александра. – Думаю, тебе стоит взяться за дело теперь. Тебя же интересует ожерелье, я правильно поняла?
