У меня с тех пор бессонница
и два корявых костыля…
Он нудил «Балладу о Тиморейском кровавом поле», не видя и не
слыша ничего вокруг, со скорбным и отрешенным лицом.
Как водится, среди калек-нищебродов, корысти ради
измышлявших себе самые романтические и славные биографии, хватало фальшивых
ветеранов Тиморейского поля, но Гарайла-то как раз был из тех, кто в самом деле
вырвался оттуда тридцать с лишним лет назад… Знаменитая была резня. Война в
Лоране. Дядя короля, бездарь и ничтожество, возмечтавший о славе полководца и
военных орденах с кронгами и скрещенными мечами, скот, которому никто не имел
права противоречить, лично повел на Тиморейскую равнину два конно-гвардейских
полка – без разведки, наплевав на предостережения командиров. Они попали в
засаду. В полулиге от них лоранские саперы взорвали дамбу, и вода хлынула на
поля широким потоком, отрезая дорогу к отступлению, превращая землю в хлюпающую
грязь, кони моментально увязли где по колено, где по грудь – да вдобавок с трех
сторон резанули картечью замаскированные, заранее пристрелянные батареи…
В общем, из четырех тысяч человек вырвалось едва двести, в том числе и
юный кадет-лейтенант Гарайла. Слабое утешение было в том, что придурка
королевской крови накрыло первым же залпом…
Сварог бросил окурок в тарелку и поднял брови в нешуточном
изумлении. Он уже достаточно хорошо изучил сподвижника: Гарайла обычно
затягивал эту балладу, будучи на пределе уныния и самой черной меланхолии, так
что впору встревожиться. Что же у нас стряслось настолько уж скверного?!
Наконец Гарайла поднял голову и, уставясь куда-то сквозь
Сварога затуманенными глазами, громко вопросил:
– Почему?!
– Любезный маршал, – терпеливо сказал
Сварог. – На вопрос, поставленный таким вот неопределенным образом, сам
собой напрашивается классический ответ, уж простите… По кочану. Почему – что?
Маршал немного опамятовался. Теребя свои роскошные усищи,
сказал тоном ниже:
– Почему все идет как-то не так, как-то неправильно, я
имею в виду…
– А точнее? – спросил Сварог тихо и серьезно.
– Горротцы ведут себя насквозь неправильно, –
сказал Гарайла. – Только что вернулись разведчики, государь. Я посылал
толковых ребят в горы, в обход крепости Чаган, мимо перевала. Войско там,
конечно, не пройдет, даже платунг, но пара-тройка горцев, привыкших лазать по
кручам, может кое-чего добиться. Ходили гланцы из вашего отряда. Один-таки
сорвался с кручи в ущелье, двое благополучно вернулись. Знаете, что они
рассказывают? В долинах, по ту сторону перевала, за Чаганом, вообще не
видно никаких перемещений войск. На десятки лиг вокруг. Они несколько часов
сидели на вершине с подзорными трубами, погода прекрасная, воздух прозрачный,
даже кучку военных было бы видно издалека… Но там вообще нет войск. Это
насквозь неправильно. Горротская тактика для этих мест известна не одну сотню
лет. Единственно выигрышная в данных географических условиях: не держаться
особенно за тот район, что мы уже заняли, сосредоточивать войска за Чаганом и
предпринимать оттуда контратаки. Так было всегда. Пятнадцать лет назад, еще до
Стахора, чтоб на него чесотка напала, я тут проходил во времена последней с
ними войны. Тогда они нисколечко не отступили от заведенного порядка: даже не
дали нашим подойти к Чагану вплотную, скатились с перевала четырьмя полками,
под прикрытием крепостных орудий… Сейчас – ничего подобного. Ну не идиоты
же они, в конце концов! У Стахора немало толковых генералов, служивших еще при
позапрошлом царствовании, я многих знаю заочно, как это у военных водится… Это
насквозь неправильно. Они не могут не понимать: если мы, пусть даже не взяв
Чаган, просто-напросто заключим его в осаду, все равно им придется трудно, мы
прочно сядем на перевале… Получается, что они совершенно добровольно
предоставляют нам шанс прорваться за перевал… – он умолк и взглянул на Сварога
со странным выражением. – Ваше величество… А вы ничего такого не
организовали? Может, я о чем-то не знаю? А вы заранее знали? Могли бы хоть
намекнуть, я как-никак не интендантский капрал…
– Ничего подобного, – сказал Сварог. – Честью
клянусь. Представления не имею, в чем дело.
– Но тогда… Так себя ведет только натуральный изменник…
– Или человек, который готовит какой-то поганый
сюрприз, – совсем тихо произнес Сварог. – Нет, я и на этот счет
ничего не знаю, не нужно на меня так смотреть…
– Ваше величество, вы что, тоже что-то такое
чувствуете? – спросил Гарайла, отводя взгляд.
– А вы? – уклончиво поинтересовался Сварог.
– В том-то и дело, – признался маршал совершенно
незнакомым голосом. – У нас, степняков, на такие вещи, надобно вам знать,
смотрят серьезно: смутные предчувствия, непонятная тоска…
– Я слышал, – сказал Сварог. – Я и сам к
таким вещам отношусь без всякой насмешки…
– Вот то-то и оно, – сказал приободрившийся
Гарайла. – Знали б вы, как меня мутит уже второй день… Самое паршивое –
ничего нельзя описать словами. Просто места себе не находишь, тоска, хоть
волком вой с кургана. Но это не надуманные страхи – со мной такое уже бывало и
перед Тиморейскими полями, и перед Аскаранской битвой, и еще пару раз,
непременно в преддверии чего-то особенно кровавого и немаленького по размаху…
Душу мозжит – нет никакого спасу…
Он сердито засопел и с размаху вогнал в стол ножку огромного
циркуля, пригвоздив карту окрестностей к стопке других.
– Вообще, творится леший ведает что, – сказал он
чуточку отрешенно. – И не только здесь. У меня аккурат перед кампанией
были в гостях ратагайские старые знакомцы. Ну, посидели, выпили… Когда языки
развязались, все в голос стали твердить, что в последнее время в Ратагайской
пуште нечисто. Знамения всякие нехорошие, о которых только старики и помнят, в
степях ночью промелькивает всякая нечисть, которой там отродясь не водилось,
воет в сумерках непонятно кто, как ни разу прежде… Кони себя ведут так, словно
тоже все это чуют, табунщики обеспокоены не на шутку… Иные даже говорят, что
ночью в степях видели Барлая, и кое-кто из них – люди безусловно надежные,
шутить и врать не станут. А это совсем скверно, это к худу. Барлай, по
прикидкам, лет с тысячу как не показывался… Слышали про такого?
Сварог кивнул. Он и в самом деле помнил главу из какой-то
старинной книги. Барлай – то ли злой дух, то ли неприкаянный демон, согласно
уверениям древних книжников, рыщет ночами по степи, сбивая с дороги
припозднившихся путников, от которых потом и косточек не находят, детей уносит
от шатров, наводит порчу на жеребых кобылиц. Как выглядит он сам, в точности
неизвестно, не осталось, бают, в живых свидетелей, видевших его вблизи, но
более везучие – те, кто наблюдал страшного всадника издали, уверяли, что
носится он на конском скелете, в сопровождении реющих над головой двух скелетов
степных филинов с зеленым огнем в пустых глазницах, а следом мчится стая белых
волков – не скелетов, настоящих, вот только у них человечьи головы, то ли у
вожака, то ли у половины, то ли сразу у всех…
