– Мы, ваше величество, знакомы чуть ли не полсотни
лет, – сообщила Грельфи. – Уж сорок пять-то по крайней мере. Вот
разве что не виделись давненько. А когда-то свели самое тесное знакомство. Уж
как меня тогда искали и ловили по всей Равене сыскари отца Алкеса – до сих
пор вспомнить жутко. Почитай весь город перевернули… И попадись я вам тогда,
вся из себя юная и прекрасная, вы ведь, злыдень известный, непременно бы меня
на монфоконе спалили, как крестьяне хорька, изловленного в курятнике?
– Не стану отрицать, – скупо усмехнулся отец
Алкес. – Вы, уж простите за откровенность, этого тогда вполне заслуживали.
Достаточно вспомнить, сударыня, как вы тогда торговали направо и налево и
притворным зельем, и отворотным, и даже «стеклянной пылью», что вовсе уж не
лезло ни в какие ворота и безусловно подлежало самому строгому наказанию… как и
теперь подлежит. Порчу насылали направо и налево, это вам было, что высморкаться,
мало того, ворожили на «лунную тень» и, не отрицайте, однажды на перекрестке
восьми дорог пытались продать с перьями и потрохами жареного гуся сами знаете
кому…
– Дура была по молодости лет, – призналась старуха
Грельфи с несколько сконфуженным видом. – Чего ж вы хотите в
девятнадцать-то годочков, когда ветер в голове. Сами по себе колдовские знания,
они ж человеку ума не прибавляют…
– Боюсь, попадись вы тогда, подобные рассуждения на
судей бы нисколечко не повлияли…
– А кто спорит? – фыркнула старуха. – Однако
ж проскользнула я тогда у вас меж когтей, святой отец, и, что характерно, без
всякой вредоносной магии, исключительно уму и ловкости благодаря… А то сожгли
бы, как пучок соломы…
– Вот кстати, – сказал отец Алкес, уставясь на нее
с неприкрытым любопытством. – Коли уж мы поумнели, помирились, предав
забвению былую вражду и прошлые недоразумения, согласились, что прошлое быльем
поросло… Меня до сих пор мучает любопытство, быть может, и не подобающее
смиренному служителю Господа… Что у вас тогда вышло с канцелярии советником
Трайлогом, может, признаетесь наконец? Трайлог давным-давно в могиле, ему
никакие признания уже не повредят. Понимаете ли, я до сих пор не верю, что вы
ушли от облавы из-за его оплошности, нерасторопности… Это на него никак не
похоже. Уж если он устраивал облаву, его молодцы должны были занять все
переулочки, не оставив лазейки. Так как? Были у нас в свое время на его счет
определенные подозрения, учитывая иные слабости его характера, хоть никто
никогда ничего не доказал…
Он наполнил чарки, сверля собеседницу внимательным взглядом,
так и пылавшим нешуточным любопытством. Ага, подумал Сварог. Чую родственную
душу. Терпеть не может наш инквизитор оставлять за собой нерешенные загадки…
– Давайте, что ли, выпьем за здоровье нашего дорогого гостя,
светлого короля Сварога, – сказала Грельфи, опрокинула свою чарку с
лихостью кавалерийского сержанта, пристукнула ею по столу, ухмыльнулась. –
Ну, коли уж Трайлог в могиле… Да и столько времени пролетело… Признаюсь вам по
совести, святой отец, что вы с вашим острым умом зрили в самый корень.
Ускользнула я отнюдь не потому, что Трайлог лопухнулся – он был, надо отдать
должное покойному, служакой отменным и сыскарем хватким. Вот только, как вы
точно подметили, не свободен был от маленьких слабостей. Он меня все-таки лично
приловил в корчме «Пьяный индюк», помните такую? Вот только я в ту пору, в
девятнадцать лет, была ничуть непохожа на вяленую треску из рыбного ряда, как
теперь. Дрогнуло суровое сердце вашего доверенного помощника, и отпустил он
меня переулочками, предварительно получив свое в кладовой на соломе. Уж я
постаралась на совесть – тут не до лености, когда до монфоконских костров
всего ничего, рукой подать… Такие вот секреты древней истории.
– Прохвост… – с неудовольствием процедил отец Алкес.
– Не судите его слишком строго, святой отец. Во-первых,
ручаться можно, он в зрелых годах уже не допускал подобных предосудительных
срывов, верно ведь? Он тогда был молод, а я, хоть и поверить трудно теперь,
была девушка видная. Не стоит дурно о покойниках, к чему… А во-вторых, если бы
вы меня тогда спалили без всякой жалости на монфоконском холме, кто бы теперь
служил верой и правдой его величеству королю Сварогу? Много воды утекло, я
давным-давно взялась за ум и черной магией более не баловалась. Скажу вам
больше: ежели в последнее время на что и направляю свои скромные труды, так
исключительно на благо человечества. Это все, надобно вам знать, мягкое и
ненавязчивое влияние означенного короля Сварога. Что он со мной сделал – уму
непостижимо. Превратил из старой сварливой ведьмы, озабоченной лишь собой, в
воительницу за благо человечества. Вы не поверите, но я уж давненько, стоит
только утречком глаза разлепить, во власти одной-единственной мысли: как там
человечество? Не помочь ли ему чем? Страдает, поди, болезное, в недугах
погрязло, в тяготах мается…
Сварог громко откашлялся в кулак, и старуха примолкла,
сидела с невинным видом, косясь на бутылку.
– Что поделать, святой отец, – сказал он, наполняя
чарки. – Вот такие у меня сподвижники, работаем с тем, что есть… Но,
впрочем, судя по тому, как мирно и благостно вы тут сидите, прошлые
недоразумения и в самом деле быльем поросли, а?
– Совершенно верно, ваше величество, – кивнул
монах церемонно. – Рад, что в свое время наши с сударыней Грельфи дороги,
гм… разошлись. Вернее, рад, что она ступила на верный путь, и мы теперь
работаем рука об руку, как ни дико это было представить лет сорок назад.
Меняется мир, что ни говори… И люди тоже.
– Щас заплачу от умиления, – пробормотала
старуха. – А ведь сто золотых за меня назначал, что за живую, что за
мертвую…
– Отставить, – сказал Сварог. – Вечер
воспоминаний отложим на потом. У нас хватает неотложных дел… Вы что-нибудь
накопали, сударыня?
– А вот, кстати! Отец Алкес вам и расскажет. Кое-что у
него есть любопытное…
– Я помню наш разговор в Равене, ваше
величество, – сказал монах. – Сразу после коронации. Действительно,
мне представляется, что вы были совершенно правы тогда. Эти лилипуты не смогли
бы так быстро и эффективно спланировать и организовать покушение на принцессу
Делию, если бы они до этого никогда не бывали в Равене, не были знакомы с
нашими городами. Простая логика подсказывает, что к тому времени они должны
были освоиться в нашем мире. А это значит, у них были сообщники вполне…
нормального роста. В чем лично я не вижу ничего удивительного. Всегда найдутся
люди, готовые за хорошие деньги работать хоть на самого дьявола. Если все так и
обстояло, нет сомнения, они и сейчас где-то рядом. Им ведь гораздо легче
укрыться от постороннего глаза, чем обычным злоумышленникам и шпионам…
– Это все теории, – сказал Сварог
нетерпеливо. – А как насчет практики? Удалось вам что-то отыскать?
– Я битую неделю копался в бумагах и пытался вспомнить, –
сказал монах, взвешивая каждое слово. – Отбросил суеверные сказки,
безусловно не имеющие под собой реальных оснований. Вроде широко
распространенной среди воров побасенки о «крохотном народце». До сих пор кружит
такое поверье: мол, нужно прийти в последний день определенного месяца на
место, где был убит ростовщик, и непременно неженатый, и непременно вдовый,
сжечь там шерсть с кошачьего хвоста, смешанную с волосом из хвоста пегой лошади
без единого белого пятнышка и прочесть соответствующее заклинание. Если все
сделано правильно, из-под земли тут же выскочат крохотные, с палец «воришки-крохотульки»,
которые на всю оставшуюся жизнь станут верными помощниками счастливца…
