– Граф Гэйр… – в ужасе пролепетал наместник.
– Я вам сейчас не граф Гэйр, любезнейший, а начальник
девятого стола. А это будет похуже восьмого департамента… Вы ведь не могли не
читать очередных циркуляров о назначениях? Там все подробно описано…
Судя по перекошенному лицу наместника, циркуляры он читал от
корки до корки. Глядя на это шмыгающее носом ничтожество, Сварог вдруг
почувствовал лютую скуку. Не было никакого удовольствия в том, чтобы дожимать
эту падаль. Отойдя на пару шагов, он властно сказал:
– Работайте, Интагар. На всевозможную мишуру,
украшающую этого субъекта, можете не обращать внимания. Перед вами – обычный
злоумышленник, покушавшийся на королевскую особу с целью лишения жизни. Из
этого и исходите. Ну?!
Интагар выступил вперед. Сварог следил за ним с ухмылочкой.
Забавно и поучительно было смотреть, как министр полиции на глазах переступал
через что-то в себе, поднимаясь над вдолбленными с детства истинами.
Потом Сварог громко, выразительно откашлялся, придавая прыти
своему министру. Тот наконец решился. Аккуратно снял камзол, повесил его на
спинку ближайшего стула, неторопливо, картинно закатал рукава рубашки.
Наместник следил за этими приготовлениями с нешуточным ужасом. Обретая все
больше уверенности, Интагар цепко ухватил его за искрившиеся бриллиантами
отвороты вицмундира, притянул к себе и принялся цедить тихо, угрожающе:
– Я сам с тобой возиться не буду, жирная твоя рожа,
баран холощеный, сволочь… Я тебя кину в подходящую камеру, где уже сидят
человек двадцать с невероятными сроками, привыкшие ко всему на свете. В том
числе и пользовать друг друга вместо баб, потому что баб большинству из них по
причине длительности сроков, пожалуй, в жизни уже не увидеть… И поставят
они тебя раком, и драть будут, пока не надоест… Вот там ты у меня узнаешь, с
какого конца краюху откусывать. Я тебя там забуду, как бы ты в дверь ни
колотился… А перед этим я тебе самолично уши калеными щипцами подпалю, чтобы
приятно воняло…
Он был страшен сейчас, возвысившийся над прежней
жизнью, – и наместник, жалобно пища что-то, кинулся к Сварогу, вцепился в
него так, что отдирать пришлось бы, пожалуй, дюжине палачей, бледный, как
стена, запричитал:
– Граф, умоляю, уберите этого монстра! Я не
виноват, в конце концов, он меня запугал, он говорил, что дело выйдет абсолютно
верное…
– Кто? – хладнокровно спросил Сварог.
– Герцог Орк…
– Вот тебе на! – сказал Сварог не без
удивления. – То-то я в последнее время что-то не слыхивал о нашем
неугомонном герцоге. Не с его характером надолго исчезать в безвестность… А он
вот что придумал, проказник. Ну, коли уж начали, рассказывайте с толком и
расстановкой, пока этот хмурый дядька не взялся исполнять свои обещания. Между
нами говоря, он может учинить и в сто раз побольше того, что вам так щедро
пообещал…
Глава 5
Дела давно минувших дней…
Сварог восседал за столом в так называемом угловом кабинете,
и в самом деле расположенном в углу громадного здания. Балкон там выходил на
крутой обрыв, заросший колючим кустарником, почти отвесный склон, уардов на
полсотни спускавшийся к земле, к узкой речушке, вдоль которой тянулась
высоченная кованая ограда, а за оградой простирались дикие земли, примерно лиги
через полторы упиравшиеся в правый берег широкого Итела. Из-за своего
расположения кабинет этот считался самым надежным среди подобных помещений –
почти невозможно было подобраться незамеченным под окно какому-нибудь коварному
иностранному шпиону, чтобы злонамеренным своим ухом уловить секретнейшие беседы
его величества. В любом случае кабинет этот Сварог предпочитал даже не из
соображений безопасности – очень уж живописный оттуда открывался вид на равнину
и Ител, чьим притоком была та самая хлипкая речушка (между прочим, глубиной
всего уарда в полтора, так что, теоретически рассуждая, подводная лодка
обитателей Токеранга ни за что не смогла бы по ней пройти, чтобы влепить в окно
кабинета ракету. Правда, она преспокойно могла проделать это, всплыв в Ителе,
но Сварог все же надеялся, что до этого не дойдет. Вздумай лилипуты совершить
покушение именно на него, возможностей было предостаточно и прежде…).
Интагар увлеченно шуршал бумагами.
– Право же, господин министр, это прямо-таки
историческое событие, – сказал Сварог не без веселости. – Впервые с
тех пор, как я воссел на престол, против меня обнаружился самый настоящий
заговор с целью свержения… Это даже где-то пикантно…
Интагар, судя по его хмурому, сосредоточенному лицу,
подобного легкомыслия никак не одобрял. Он откликнулся с порицанием:
– Зря вы так, государь. Это самый настоящий заговор, и
именно с целью свержения…
– Помилуйте, но это же несерьезно, – сказал Сварог
искренне. – Кто там у вас в списке? – он заглянул в бумагу. –
Шестеро молодых шалопаев из Министерства иностранных дел, самый старший чином –
всего-то департаментский секретарь, сиречь капитан… Два гвардейских лейтенанта
– причем второй даже не из Латераны… Еще полдюжины столь же сопливых горлопанов
из сословий Чернильницы и Циркуля, парочка студентов… Вот и все, я вижу? Вы в
самом деле полагаете, что подобная компания могла свергнуть меня с престола?
– Сейчас – никоим образом. Кишка тонка. Но что могло
вырасти из подобного комплота, никому неведомо. Слишком много успешных
заговоров рождались трудами подобных болтунов, сбивавшихся в кучки. Главное,
ваше величество, они всерьез были одержимы этой идеей. Всерьез. Понимаете?
Как-никак это не мальчишки, а вполне взрослые люди. Из такой болтовни рождаются
и покушения, и мятежи… Как бы там ни было, то, что произошло – прямое и
недвусмысленное нарушение четко прописанных законов королевства, из которых вы
ни одного пока что не отменили. Обстановка требует, чтобы с ними расправились
по всей строгости, дабы их участь послужила печальным примером и
предостережением всем, кто рискнет думать о чем-то подобном…
– Иными словами – на Монфокон?
– А куда же еще? – с некоторым даже удивлением
вопросил Интагар. – Конечно же, на Монфокон… вернее, на здешнюю
Треугольную площадь. Столица ныне в Латеране, значит, здесь и следует…
– Вот что, – сказал Сварог твердо. –
Я тут успел кое-что обдумать. Никаких вам площадей, ни треугольных, ни
круглых…
– Ваше величество! – прямо-таки вскричал Интагар
умоляюще. – Прошу вас убедительно: бросьте вы эти совершенно неуместные
для короля слабости вроде напрасного мягкодушия…
Сварог смотрел на него, ухмыляясь, и молчал, выдерживая
эффектную паузу. По комнате гулял ветерок, шевеля бумаги на столах – с утра дул
сильный полночный ветер, суля пригнать от Каталаунского хребта грозовые тучи,
дверь на балкон была распахнута настежь.
– Тихо-тихо-тихо, – сказал Сварог грозно, и министр
полиции моментально заткнулся. – Попрошу без оскорблений, дружище. Нечего
обвинять мое величество в напрасном мягкодушии. С чего вы взяли? Да как
вам такое в голову пришло? Неужели я дал повод? – он ловко вытянул из
стопки бумаг нужную, постучал по ней ладонью и сказал уже совершенно серьезно:
– Почему вы решили, что я намерен миловать заговорщиков? Опасные прецеденты мне
не нужны… Я с ними поступлю иначе, вот и все. Тут подробно изложено.
Отправить всю эту компанию в Три Королевства. Каждому подобрать соответствующий
пост – гражданским чинам гражданскую службу, военным, соответственно… Подыскать
примерно подходящие их нынешнему состоянию должности. Каждому из них дается
год. Если за этот год они там наладят дело, так, что будут существенные
подвижки, если они себя покажут толковыми работниками – простить и забыть
прошлые грехи, пусть служат и далее, без малейших отметок в формулярах, без
малейших препятствий для дальнейшего чинопроизводства и карьеры. Но вот если
кто-то из них дело ощутимо завалит – покарать по всей строгости. Лишить
дворянства или сословных прав, определить лет на двадцать погонщиками волов или
золотарями. Понимаете? Если уж у них хватило нахальства решать судьбу
королевства и мою собственную, посмотрим, на что они способны на гораздо менее
ответственных постах – и, если покажут себя разгильдяями, пусть не
жалуются… – Он подписал указ, сноровисто пришлепнул малую королевскую
печать и через стол протянул министру бумагу. – Указ широко огласить,
упирая именно на этот нюанс – пусть покажут, на что способны в реальности. Ну
что, Интагар, похоже это на мягкодушие?
