Перейдя к следующему столу, он тяжко вздохнул в бессильной
злости. Как назло, обстоятельный доклад одного из доверенных помощников
Интагара лежал на самом верху и бросался в глаза, словно пьяный шкипер в
женском монастыре…
С месяц назад в Равене появилась колоритная парочка –
молодой дворянский недоросль из провинции, вьюнош застенчивый, робкий,
совершенно не обученный светскому политесу, красневший через слово, одетый по
моде сорокалетней давности, с наивнейшим взором и неуклюжестью сельского
жителя. Ему сопутствовал субъект совершенно иного пошиба – краснолицый морской
волк, старый капитан, в совершенстве владевший морской терминологией,
украшенный десятком затейливых татуировок, громогласный, напористый, пьющий
все, что горит. Оказалось, что юнец, разбирая бумаги усопшего родителя, отыскал
среди хлама форменный бриллиант – подробнейшую карту места, где лет
восемьдесят назад один из капитанов незадачливого Амельского каравана –
флотилии судов, везших немаленькие сокровища и настигнутой пиратами у Инбер
Колбта – закопал несколько ящиков с драгоценными камнями, за которыми
потом так и не смог вернуться.
История была известная, подтвержденная в свое время
свидетелями, попавшая во многие серьезные книги. Карта тоже выглядела самым
убедительнейшим раритетом. Одна беда: кроме помянутого бумажного хлама,
полуразвалившегося замка и парочки пришедших в упадок деревень, усопший
родитель наследнику не оставил ни гроша. А его компаньон, помянутый морской
волк, тоже оказался беден, как церковная мышь, мало того – его суденышко
недавно напоролось на рифы где-то возле Бран Луга и пошло на дно. Так что двум
кладоискателям, кроме неопровержимого документа и решимости позарез требовались
еще деньги на корабль – и они искали солидного человека при капиталах, который
согласится за неплохую долю финансировать предприятие.
Солидных людей при капиталах, завороженных блеском
исторических самоцветов, быстро отыскалось целых восемь. Друг о друге они не
знали, но поступили с редкостным единодушием, вручив немаленькие денежки
робкому юнцу и его другу-мореходу, надежному на вид, как Круглая Башня, главная
сокровищница Балонга.
Судя по всему, кладоискатели не стали испытывать судьбу, они
знали, где следует остановиться – и, собрав с означенной восьмерки более ста
тысяч ауреев, в один прекрасный день смылись, как смывается капля варенья с
серебряной посуды…
Восемь солидных людей при поуменьшившихся капиталах кинулись
в полицию – четверо благородных дворян, два оптовика-рыботорговца, генеральская
вдова и немаленький чин из Министерства двора. Они полагали в святой простоте
своей, что означенная парочка, собрав деньги, решила пуститься все же в
плавание и завладеть кладом единолично.
Однако полицейский чиновник, почуяв в происшедшем некий
знакомый почерк, энергично принялся копать в другом направлении. И довольно
быстро установил, что «юный наследник» на самом деле – некий студент, изгнанный
год назад из Архитектурного училища за подделку векселей, кражу серебряной
утвари из деканата и три брачных аферы с перезрелыми богатыми вдовушками,
которых обчистил весьма чувствительно (причем все вышеописанные грязные делишки
он провернул так, что привлечь его к суду не было возможности). Капитан же
оказался никаким не капитаном и даже не боцманом – это была еще одна прекрасно
известная полиции личность, некий Куба-Пусик, мошенник высшей гильдии,
промышлявший прежде продажей поддельных диковинок из Хелльстада и
гиперборейских патентов на дворянство (опять-таки фальшивых, как легко
догадаться).
Полиция обоих отыскала весьма-таки быстро, используя
профессиональное знание городских притонов – и после первых с ними бесед,
фигурально выражаясь, затопталась на пороге, нерешительно чеша в затылках…
Потому что оба были лишь талантливыми исполнителями,
получившими десятую часть добычи, а остальное загреб герцог Лемар, который всю
эту аферу придумал, подробно расписал, позаботившись о массе убедительных
мелких деталей, вплоть до особо стойких керраманских чернил, которыми некий
умелец и изобразил морскому волку затейливые татуировки (как следовало из
доклада, в море Куба-Пусик не бывал ни разу в жизни, даже плавать не умел, а в
терминологии его натаскал опять-таки герцог).
Ситуация создалась щекотливейшая. Нельзя было поставить
перед грозным королевским судьей лишь эту парочку – защищаясь, она непременно
начала бы топить герцога. А о той роли, которую играл герцог при королевском
дворе, те, кто вел розыск, были прекрасно осведомлены. И оттого радостно
спихнули все Интагару – на его разумение…
Тут же лежали полицейские донесения несколько иного плана,
но касавшиеся опять-таки герцога Лемара. Молоденькая дочка бакалейщика, которую
сцапали на улице и увезли в карете с задернутым шторками; совращенная юная
племянница некоего графа, вручившая герцогу не только свою невинность, но и
несколько пригоршней фамильных драгоценностей; крестьяночка, похищенная прямо
на ярмарке; дочка дворцового привратника… И еще полдюжины схожих историй,
причем любую согласно строгим законам королевства без всякого труда можно было
развернуть в беспроигрышное судебное дело…
– Господи ты боже мой, – тихонько сказал Сварог
вслух, не сдержавшись. – Ну что мне с ним делать?
Он прекрасно знал, что сделать ничего не сможет. Вернее,
поступит, как не в первый уж раз – наложит резолюцию «Оставить без
последствий», после чего все до единого дела благополучным образом рассыплются,
эти два мазурика, экс-студент и Пусик, будут отпущены на свободу, разве что
получат по печенкам от низших полицейских чинов – а потерпевшим чины повыше,
сочувственно вздыхая, объявят с сожалением, что виновники были столь
изворотливы, что ухитрились скрыться совершенно бесследно. Это – что касается
восьмерых незадачливых кладоискателей. С близкими совращенных отроковиц
поступят чуть иначе – им убедительно объяснят понаторевшие в подобных
деликатных делах чиновные интриганы, что существуют некие высшие
государственные соображения, согласно коим, увы, близкие должны отныне обо всем
забыть, будто ничего и не произошло…
Это было мерзко, гнусно, гадостно, но иначе Сварог поступить
попросту не мог. Исправить герцога Лемара могла одна-единственная вещь на земле
– добротно намыленная веревка, или, учитывая его благородное происхождение,
позолоченный меч палача. Но в том-то и беда, что Сварогу герцог был необходим.
Вот она, толстенная папка в сафьяновом переплете – подробнейший проект указа,
который Сварог собирался подписать уже сегодня, указа о создании Братства Юных
Витязей Короны. С ходу уловив мысль Сварога, герцог Лемар, в жизни не
слыхивавший ни о пионерах, ни о скаутах, каким-то чудом, на интуиции и
несомненной гениальности, развил туманную идею в нечто стройное, проработанное,
завершенное. Организация детей и подростков, которых тщательно подобранные
учителя будут воспитывать в верности королю, дабы, возросши, служили особенно
преданно. Особая форма, бляхи на манер гильдейских, знаки отличия, факельные
шествия по торжественным дням, барабаны и флейты, клятвы и ритуалы, знамена и
вексиллумы, чинопроизводство на манер военного, сам король в качестве почетного
магистра… (Лемар, уже по собственной инициативе, присобачил к первоначальному
проекту столь же проработанный второй – о Лиге Юных Сподвижниц Короны.
Сварог с печальным вздохом утвердил и его – хотя прекрасно понимал, что будет в
этой Лиге твориться, если магистром ее Лемар скромно назначил себя.)
