Глядя на эти морды, на ярко-алые мундиры – чтобы меньше
была заметна кровь – Сварог почувствовал некоторый подъем духа. Как бы там ни
было, оказавшимся в крепости горротцам гарантированы самые неприятные
переживания: морская пехота пленных не берет, даже слова такого не знает.
Не будь это его собственная крепость, которую следовало
отвоевать с наименьшими утратами для материальной части, он обязательно бы
стянул сюда и весь наличный воздушный флот, показал Стахору, что такое
«ковровые бомбежки». Выражаясь просторечно, у Сварога уже зла не хватало.
Случившееся было даже похуже летающих по небу каменных глыб. Стахор в своей
наглости перешел все мыслимые пределы, дальше идти некуда. Вот только к
имперскому суду его не притянешь – отопрется, как и в случае с летающими
скалами. Будет уверять с честными глазами, что произошло, надо полагать,
невероятное совпадение – его адмиралы-де, случайно проплывая поблизости, вдруг
увидели, что в крепости Батшева нет ни единой живой души. После чего и заняли
бесхозную фортецию по «праву нашедшего». Вот именно, совпадение, а если у кого-то
есть улики, позволяющие говорить, что это сами горротцы запускали из-под воды
какие-то загадочные ракеты, пусть незамедлительно таковые улики предъявят,
любопытно будет посмотреть…
Примерно так и обстояло в прошлый раз. В ответ на
запрос Канцелярии земных дел король Стахор прислал туда обширнейшее послание.
Со своим обычным тонким юмором – надо отдать ему должное, остроумен и пером
владеет блестяще – писал, что он и сам поражен сверх всякой меры приключившимся
в его владениях неизвестным природным феноменом, выразившимся в летании камней
по небу, с последующим их падением на поле, где по случайному совпадению как
раз оказались полки его доброго соседа, короля Сварога. Стахор выражал
неподдельную радость по поводу того, что его венценосный собрат остался цел и
невредим, и заклинал имперскую администрацию приложить все силы к познанию сути
означенного феномена с тем, чтобы не допускать появления подобных феноменов
впредь…
В Канцелярии земных дел послание это зарегистрировали
соответствующим образом, по всем правилам делопроизводства – чем, собственно,
дело и завершилось, потому что не было ни малейших улик. Так что Сварог, узнав
о захвате Батшевы, даже не попытался строчить жалобы в имперскую канцелярию. Не
оттого, что полагал подобное занятие унизительным для короля, отнюдь нет,
просто хорошо понимал, что улик и в этот раз не найдется (что, кстати, очень
быстро подтвердил Элкон, пославший официальный запрос по линии девятого стола).
А значит, лучше промолчать, чтобы не ставить себя в дурацкое положение и
не оказаться снова мишенью для тонкого сарказма Стахора, чтоб его черти
побрали.
Ну, чертей трудно будет организовать, подумал Сварог, а вот
иных обитателей Хелльстада мобилизовать гораздо проще. Коли уж война потеряла
всякий привкус рыцарства, в средствах, со своей стороны, не стоит стесняться. С
помощью вентордеранского компьютера перебросить на территорию Горрота полдюжины
глорхов, полсотни «ночных попрыгунчиков», десятка два змееногов – а что до
купаров (тех разумных полукрыс-полукротов, сражавшихся с гномом), то их можно
отправить к Стахору в полном составе, сколько их ни есть – все равно они
Сварогу никогда не нравились, тупые, в общем, создания, неинтересные, наглые и
непочтительные. Хелльстад и без них преспокойно проживет, а вот в Горроте эти
проглоты, коих насчитывается не менее двух тысяч, быстренько нанесут садам,
полям и огородам такой урон, что мало не покажется. Решено. Как только выдастся
свободная минутка… А потом, в свою очередь, можно будет с детской наивностью в
глазах уверять, что он представления не имеет, каким это образом иные его
хелльстадские подданные вдруг оказались в Горроте и учинили там неописуемые
безобразия. И вообще он, Сварог, над ними не властен – эти чудища,
неведомо как порожденные в свое время Штормом, не только его, своего короля, в
грош не ставят – они никакой власти не признают, не имея по своей дикой
сущности понятия о том, что существует на свете такая вещь, как власть. Словом,
во всем виноват Шторм, к нему и претензии. И наконец, докажите, что это
жители Хелльстада, а не случайно просочившиеся в наш мир обитатели Соседней
Страницы или Заводи…
Он невольно улыбнулся, сложив в уме парочку
витиевато-издевательских фраз из своего будущего послания…
Раскатистый грохот, как гром с ясного неба, разорвал тишину,
наполненную до того лишь скрипом снастей и пересвистом боцманских дудок. Сварог
видел, как у правого борта идущего впереди всех фрегата взлетел белопенный
фонтан, выше верхушек мачт…
Он еще не успел осесть во взбаламученную воду, когда фрегат
резко наклонился на нос…
Адмирал Амонд издал нечленораздельное рычание. Как и Сварог,
он замер, вцепившись в перила.
Сварог впервые видел, как тонет большой военный корабль. Не
было в этом ни капли красивого, наоборот, все выглядело как-то нелепо, жалко:
быстро погружаясь, заваливаясь на правый борт, фрегат качался, дергался,
вздрагивал так, что даже сюда доносился отчаянный скрип досок обшивки,
затрещала и рухнула фок-мачта, сметя за борт множество оплошавших моряков. Вот
уже нижний ряд орудийных портов скрылся под водой, а за ним второй, и, наконец,
верхний… Фонтаны воды били вверх из палубных люков, из щелей меж вспучившимися
досками, из окон кормовой надстройки.
Еще один взрыв, грохот, белопенный фонтан! И еще! И
еще! Оба транспорта стали заваливаться в разные стороны, с их палуб сыпались в
волны фигурки в алом, многоголосый вопль повис над водой, а второй фрегат,
слева, совсем близко от них, тоже кренился, еще окутанный высоченным фонтаном…
Взрывы гремели со всех сторон, Сварог вертел головой и
видел, как повсюду, куда ни глянь, в нелепых корчах погибают корабли
джетарамской эскадры, как их остается все меньше и меньше, видел, как
становятся все короче и короче уходящие под воду мачты, пока окончательно не
исчезают в волнах, как в воде темнеют сотни голов – люди цеплялись за обломки мачт,
какие-то ящики и бочки, перевернутые шлюпки, над водой стоял ни на что не
похожий вопль, несущийся со всех сторон, – казалось, это стонут сами
волны…
Оглянулся. Солнце ударило в глаза. И он поневоле вспомнил:
«Торпедная атака со стороны солнца…»
Ну конечно, а что же еще? Ничем другим нельзя было
объяснить. Подводные лодки расстреливали эскадру из-под воды неторопливо и
совершенно спокойно, потому что ни один здешний моряк не учен был бороться с
подводным противником – и лишь считанные вообще знали о таковом. Так что это
была бойня, резня, без малейшей опасности для напавшего. Это был крах, конец,
полное и окончательное поражение, вторично настигшее Сварога за неполный месяц…
Он застыл у перил, вцепившись в них побелевшими пальцами. В
каких-то полусотне уардов от него – морские меры вылетели из головы – еще
погружался корвет, теряя мачты, брызжа фонтанами воды, и матросы заполошно
сыпались в волны, а капитан на мостике, всеми силами стараясь удержать
равновесие, с бледным, окаменевшим лицом бил по струнам виолона, разевал рот,
судя по напрягшимся на шее жилам, орал во всю глотку, но Сварог не мог
разобрать ни слова за тысячеголосыми воплями тонущих, несущимися со всех
сторон. В голове у него, непонятно почему, звучали «Былые годы Сегулы»,
старинная баллада, впервые слышанная еще на «Божьем любимчике»:
