– Очень приятно, король, – сказал он, стягивая
сапоги. – Располагайся, звезда моя, будь как дома, я не кусаюсь…
– Вы так остроумны, ваше величество… – прощебетала
служительница… (черт, как же зовут-то эту музу, что за них отвечает?) без
всякого стеснения грациозно присаживаясь рядом с ним на постель. – Мы все
так рады, что вы соизволили о нас вспомнить, терялись в догадках о причинах
столь странного забвения…
– Король в трудах, аки пчелка, – проинформировал
Сварог, лег на спину, заложил руки под голову и с удовольствием отрешился от
государственных забот.
Ага, отрешился, как же, вот вам фиг… В голове назойливо
крутились неизбежные завтрашние хлопоты: кого следует в первую очередь вызвать,
чтобы раздобыть карты Накеплона, кого взять с собой в поездку, как все
организовать…
– Вы великий человек, ваше величество, – с
почтительным придыханием поведало очаровательное создание, склоняясь над ним и
касаясь лба теплыми пальчиками. – Я вся цепенею при мысли, что именно мне
выпала столь высокая честь…
– Молчи, заинька, ладно? – сказал Сварог, устало
прикрыв глаза. – Ты такая очаровательная, когда молчишь…
Взял за плечо и бесцеремонно потянул ее к себе, и она
подчинилась с озорным смешком. Запустив пальцы ей в волосы, Сварог успел
додумать последнюю на сегодня деловую мысль: почему Асверус тогда устанавливал
мины только с одного конца реки?
Глава 10
Старый знакомый
Сварог, величественно восседая в высоком дубовом кресле,
которое специально привезли сюда следом за ним из главного города провинции,
где оно, как и в других провинциях, даже тех, где монарх в жизни не бывал,
хранилось за семью печатями в расчете на возможный королевский визит, пребывал
в дурном расположении духа.
Хотя он, собственно говоря, путешествовал инкогнито со
свитой в три десятка человек, главным образом из ратагайских табунщиков,
гланских дворян и чинов тайной полиции, все равно пришлось почтить своим
присутствием полдюжины официальных церемоний – опять-таки следуя старинным
традициям. В Накеплоне венценосные особы в последний раз бывали лет сорок
назад, а в этот городишко не заглядывал за всю его длинную историю, насчитывавшую
без малого два тысячелетия. А потому и губернатор, и здешнее начальство, в
основном проштрафившееся, загнанное сюда в наказание из более оживленных и
престижных мест, из кожи вон выпрыгивали, лестью и почтением исходили, стремясь
умолить его величество не проезжать эти места на полном галопе, а задержаться
хотя бы на денек. Обуревавшие их расчеты лежали на поверхности – из случайного
визита короля следовало выжать максимум житейских выгод: отираться на глазах,
представлять чад и домочадцев, готовить пиры, маскарады с фейерверком,
предъявлять отчетность, напирая на свои успехи и достижения, откровенно
навязывать в любовницы дочек, а то и супруг помоложе, прельщать выдержанными
винами и роскошными охотами, авось выйдут перемены в судьбе, повышения и
регалии, или по крайней мере увеличение ежегодного бюджета…
Нельзя было вовсе проигнорировать веками складывавшийся
церемониал, и Сварог, скрепя сердце, высидел пару часов на пиру, полюбовался
фейерверком, поулыбался милостиво девицам посмазливее, роздал из
предусмотрительно прихваченного мешка дюжину орденов и втрое больше медалей,
пожаловал парочку особенно настырных (и, по отчетам шпиков, наиболее дельных,
хотя и казнокрадов, как это в захолустье непременно бывает) следующими чинами,
гражданскими и военными, посетил местный серебряный рудник – и даже согласился
в городишке переночевать. Кто же знал, что в программу увеселений входит еще и
публичная казнь нескольких разбойников, совпавшая с королевским визитом?
Поскольку всех без исключения приговоренных к высшей мере казнили именем
короля, то это печальное мероприятие издавна почиталось «коронным» – и
Сварог поневоле занял почетное место в первом ряду, всего-то уардах в двадцати
от сработанной на века древней виселицы. Добротное и сложное сооружение, перекладины
и горизонтальная балка толщиной с мачту фрегата, возведены на добротном
каменном фундаменте, по случаю визита его величества все за пару часов
подкрашено, побелено, подновлено в лихорадочном темпе, мастер печальных
церемоний и два его помощника наряжены в новехонькие алые балахоны с белыми
колпаками и даже, кажется, трезвехоньки с утра…
На коленях у него лежали, согласно той же традиции, два
больших платка – белый и красный. Как полагалось. Взмахнув платком цвета
смерти, король давал сигнал, что церемония может идти своим известным ходом, а
если его величеству вздумается (мало ли что в коронованную голову взбредет?)
махать алым, цвета жизни, платком, все, соответственно, переменится самым
решительным образом. От больших платков явственно несло нафталином, как их ни
утюжили в спешке, сохранились рубцы так и не поддавшихся складок – за сорок лет
впервые извлекли из тайников присутственного места эти церемониальные
причиндалы…
Сварог восседал, окруженный бдительной стражей. Слева
чиннехонько стояли губернатор провинции, бургомистр городка и прочие
захолустные сановнички, числом до трех десятков. Справа, отделенное от виселицы
– и от короля, естественно – цепочкой принаряженных городских стражников и
солдат местного гарнизона (бедолаги из какого-то там легиона), разместилось
народонаселение, с немногочисленными дворянами и членами сословий в первых
рядах. Судя по доносившимся оттуда выкрикам и выражению физиономий, народные
массы от души радовались развлечению.
Сварог мрачно смотрел себе под ноги, слушая, как герольд в
красочной, но какой-то потертой мантии ослиным голосом орет заковыристые
юридические формулы, пространные, скучнейшие, никому совершенно не интересные –
но так уж полагалось. Толпа слушала рассеянно, вполуха, ожидая главного зрелища
– а вот бургомистр, Сварог подметил, наоборот, прямо-таки наслаждался каждым
словечком. Голову можно прозакладывать, имелись тут какие-то личные причины или
особые интересы…
На душе у Сварога было маятно. Так и подмывало, не
разобравшись толком в сути дела, помиловать оптом всех троих, за неведомые
прегрешения вот-вот обязанных сплясать с Конопляной Тетушкой.
У таких размышлений были свои причины, ведомые только ему
самому. Когда вплотную придвинулся неотложный вопрос – что делать с теми, кто
имел отношение к вскрытию загадочной комнаты во дворце? – Интагар, как
легко было догадаться с самого начала, горячо настаивал на высшей мере. Не на
публичной казни, разумеется. Все причастные к тайне (а хорошо бы еще и
ратагайцы) должны были, по его разумению, исчезнуть тихонечко и незаметно, так,
чтобы никто не задал ни единого вопроса и не нашел концов.
Сварог был против. После долгого спора сошлись на том, что
все двадцать четыре человека, от лейб-кастеляна до последнего подмастерья,
будут отправлены в Три Королевства, в самые глухие его уголки, под особый
надзор впредь до особого распоряжения. В качестве не заключенных, а
занимавшихся бы прежним делом, в прежнем социальном статусе – вот только
лишенных права покидать нынешнее место жительства и обязанных подписками о
неразглашении.