Всю жизнь Николетта ведет войну с наступающей полнотой. О
маменьке можно сказать много чего, но она демонстрирует чудеса стойкости, если
речь идет о внешнем виде. Картошка, мясо, макароны, печенье, пироги, конфеты…
Список продуктов, которые Николетта не ест никогда, можно продолжать почти до
бесконечности. Легче перечислить то, что она себе позволяет: фрукты, кроме
бананов и винограда, овощи, исключая картошку, отварную рыбу, обезжиренный
кефир, кофе и чай, естественно, без сахара. Как она не протянула ноги на таком
рационе, не знаю, но за всю свою жизнь я не видел маменьку с куском хлеба в
руках. Результат, правда, впечатляет. Со спины вы запросто примете Николетту не
просто за молодую, а за очень молодую женщину, просто девушку. Впрочем,
маменька постоянно недовольна собой и частенько ворчит, глядя в огромное
зеркало, висящее в прихожей:
— Я похожа на свинью, отвратительно.
В те редкие минуты, когда собственная внешность кажется ей
нормальной, Николетта, как правило, заявляет:
— Никакие таблетки или уколы не избавят вас от бубликов
сала вокруг талии и живота. Есть только один способ сохранить фигуру: не жрать.
Подобная целеустремленность и стойкость характера могли бы
вызвать уважение, кабы не одна маленькая деталь: Николетта никогда не хотела
сидеть на диете в одиночестве. Она сама не ела ветчину и не давала ее ни мне,
ни отцу, ни Тасе. Папенька не спорил, он вообще никогда не пререкался с
маменькой, наверное, понимал бесполезность всяких споров. Отец просто ехал в
Дом литераторов, шел в ресторан и преспокойненько заказывал подвергнутую дома
остракизму свиную отбивную с картошкой фри. А вот мне и Тасе приходилось туго.
Я вообще впервые начал есть нормально, лишь попав в Литературный институт.
Студенты-москвичи избегали ходить в столовую этого учебного заведения, никаких
изысков там не подавали, но я с огромным удовольствием уплетал гречку,
синеватое пюре и сосиски, вызывая недоумение местной золотой молодежи. Пару раз
мне говорили:
— Ванька, пошли в Дом литераторов, там в ресторане
прилично кормят.
Но я был по горло сыт «экзотикой». Дело в том, что Николетта
обожала и до сих пор обожает принимать гостей. Больше всего ей нравится
скользить в красивом платье между людьми, выслушивая с довольной улыбкой
комплименты. Сейчас она устраивает вечеринки дважды в неделю, но во времена
моего детства ее приятели появлялись, слава богу, не более трех раз в месяц.
Более частому их нашествию резко воспрепятствовал отец, который терпеть не мог
шума, громкой музыки и посторонних людей в своем кабинете. Поэтому он, всегда
уступавший супруге, в этом случае не дрогнул и не сдал позиций, заявив:
— Я работаю дома. Если не отнесу вовремя рукопись в
издательство, не получу аванс.
Последнее заявление было чушью. Попав на работу в журнал, я
увидел, как редакторы выпрашивают у писателей обещанные рукописи, ноя:
— Ну, Сергей Сергеевич, вы же обещали в июне, а сейчас
уже сентябрь… Вам же выдали аванс…
Но, думается, это был единственный способ обрести дома
относительный покой. Николетте пришлось подчиниться, и одной из любимейших тем
для обсуждения у нее был рассказ о тяготах ярма супруги писателя. Зато, когда
наступал «день икс», маменька отрывалась по полной программе. Нанимался повар,
и приглашенные восторженно ахали, глядя на стол, который в те, советские, не
слишком изобильные времена поражал великолепием. Перепелиные яйца с икрой,
маринованный угорь, «конвертики» из семги с лимоном, седло барашка под соусом…
Где Николетта добывала продукты — оставалось загадкой. Естественно, меня до
пятнадцати лет не выводили к гостям, чему я, честно говоря, был страшно рад.
Пока матушка веселилась в гостиной, я делал строго-настрого запрещенные вещи:
ложился на кровать прямо в брюках и зачитывался Вальтером Скоттом. Тася
приносила воспитаннику тарелку с деликатесами. Так что мой режим питания был
более чем оригинален. Каждый месяц я сидел на диете, которая прерывалась
«гостевыми» блюдами. Кашу, макароны, картошку, сосиски, яичницу в нашем доме не
подавали никогда, и я обожаю эту еду, любые изыски раздражают.
Николетта и сейчас питается так, как всегда. Максимум, что
мне предлагали в ее доме к чаю, — это сухой, тонкий, как бумага, импортный
крекер. Но сейчас на столе чего только не было! Розовая ветчина с легким
ободком сала, сырокопченая колбаса, масло, хлеб, шоколадные конфеты… Посередине
стола высилась сахарница, чуть поодаль стояла пузатая вазочка с вареньем.
— Чай или кофе? — проворковала Николетта.
Миша шумно вздохнул и покачал головой:
— Увы, вынужден отказаться. Сами понимаете, профессия
обязывает, сижу на диете. Гастрономия не для меня!
Николетта чуть не потеряла сознание от восторга и принялась
обсуждать с мерзким парнем рецепт низкокалорийного салата из белокочанной
капусты. Я молча слушал их щебетание. Кажется, дело принимает серьезный оборот.
Сей альфонс, окинув взглядом гостиную, заставленную антикварной мебелью,
оглядев кузнецовский сервиз, столовое серебро и картины на стенах, а среди них
имеются Кустодиев, Рокотов и весьма неплохой Коровин, быстренько поняв, сколько
стоят камушки в кольцах Николетты, очевидно, решил, что она вполне подходящий
объект для охоты. Самое же неприятное в этой ситуации было то, что, вбив себе в
голову любую, даже самую идиотскую идею, маменька начинает предпринимать
титанические усилия, чтобы задуманное воплотилось в жизнь. Как я могу ей
помешать завести роман с прощелыгой? Сказать каменным голосом: «Николетта!
Больше не дам тебе ни копейки, станешь жить на одну пенсию. Выбирай, или он,
или я!»?
Но ее не запугаешь. В крайнем случае начнет продавать
украшения. Правда, Николетта никогда не делала этого раньше, в те годы, когда я
зарабатывал копейки, маменька просто брала в долг, а потом с царственным видом
показывала мне расписки, приказывая:
— Вава, оплати.
Она абсолютно уверена, что я спасу ее от любой финансовой
катастрофы, и, судя по угощению, сейчас готова на все. Оно и понятно. Последний
раз мужчина упал к ее ногам лет десять тому назад. И что это был за кадр!
Старый, трухлявый пень, Алексей Гаврилович Шестаков. Генерал, у которого умерла
жена, явился к Николетте и с военной прямотой заявил с порога:
— Послушай, мы знаем друг друга двадцать лет, давай
коротать старость вместе. Станем смотреть телик, читать друг другу вслух,
ездить в санаторий…
С маменькой после этого заявления случилась истерика, и
бедняга Алексей Гаврилович, так, кстати говоря, и не понявший, что плохого он
сделал, был навсегда исключен из списка ее знакомых.
А сейчас в гостиной Николетты сидит молодой парень самого
роскошного вида… Есть кем похвастаться перед Кокой, Зюкой и Лёкой!
Я выпил чай и улыбнулся альфонсу:
— Очень рад знакомству, может, встретимся на неделе,
поговорим…
