Он вновь сунул аппарат в ворох тряпок, опустил воротник
пальто, прикрывавший почти все лицо, глянул на меня, и я вздрогнул. Парню было
лет семнадцать. Над губой и на щеках у него виднелись темно-синие островки небритой
кожи. Санька был карлик или лилипут, не знаю, как правильно называются люди
крохотного роста, рождающиеся у нормальных родителей.
— Забирай, — велел он, пиная девочку.
Клочкастая шубка зашевелилась и села. Внутри слишком большой
дохи виднелось бледное личико с огромными синяками под глазами.
— Ну, — поторопил меня Санька, — чего
стоишь-то? Бери, пока даю.
Я протянул руку. Санька со всего размаха отвесил Лизе
подзатыльник. Но девочка не заплакала и не захныкала, проворно вскочила на
ножки и схватила меня за ладонь. Я повернулся и двинулся вверх по ступенькам.
— Эй, погодь, — крикнул Санька.
— Что тебе? Деньги я уже отдал, — обернулся я.
— Завтрева сюда приведешь, — пояснил
Санька, — не домой. Мы тута до ночи просидим, праздник будет, народ хорошо
подает.
— Кого привести? — удивился я.
— Ково, ково, — передразнил карлик, — ясное
дело, английскую королеву.
— Прости, но я не понимаю.
— …, — выругался Санька, — ну ты, блин, прямо
герцог! Лизку, конечно.
— Но зачем я должен ее возвращать? — изумился я до
крайности. — Деньги Татьяне отдал, и все.
— Ты че? — двинулся ко мне Санька, — …, да?
За пятьсот рублёв решил навсегда купить? Положь девку на место! Сеструха, ежели
ее совсем продавать, дороже будет! Меньше чем за штуку баксов не отдадим,
хитрый больно!
— Подожди, что за ерунду говоришь? Лиза племянница Леры
Есиной. Девушка отдавала девочку твоей матери как няньке. Лиза никак не может
быть твоей сестрой! Я понимаю, что произвел на тебя неблагоприятное
впечатление, но смею заверить, я не такой дурак, как тебе кажется!
Санька сипло заржал и поднялся по ступенькам. Его порочное
личико с крысиными чертами оказалось на уровне моих колен.
— Это кто вам про племянницу насвистел? —
ухмыльнулся он. — Лерка? Ну, блин! Хохмачка! Да она Лизку напрокат брала!
Ее к нам Степка привел!
— Кого? — спросил я, чувствуя легкое
головокружение. — Кто привел? Куда? Зачем?
— Лерку, — вполне миролюбиво пояснил
карлик, — он с ней трахался, пока в армию не ушел. Лерка сначала
расстраивалась, а потом Лизку брать стала, за пятьсот рублей в день, ежели на
сутки, то дороже, но она ее завсегда к ночи приводила.
Я посмотрел на крохотулечную девочку, безучастно сидевшую на
ступеньках, потом вытащил кошелек и помахал им перед носом парня.
— Если ответишь на мои вопросы, заплачу.
— Сто баксов, — не растерялся карлик. — А вы
Лерке кто?
— Жених, — ответил я. — Она велела забрать
свою племянницу у няни, адрес дала.
Санька радостно засмеялся, очевидно, его очень обрадовала
перспектива сделать Лере пакость.
— Ой, цирк, — хрюкнул он, — вот что, пошли к
Ахмету в шашлычную, там и потолкуем.
Договорив фразу, он пнул Лизу.
— Эй, не дрыхать, ступай вниз.
Несчастное создание, даже не ойкнув, поползло опять к
картонке. Я перехватил девочку.
— Подожди, раз я заплатил, она моя. Пусть пойдет с нами
в кафе. Ты когда ее кормил в последний раз?
— Утром, — пожал плечами Санька, — она
завсегда в десять жрет, и все, зачем больше-то? Маленькая ищо.
Я подхватил девочку, и мы пошли в забегаловку.
Несмотря на поздний час, в шалмане было полно народу, в
основном бомжи и нищие, отмечавшие очередной прошедший день. Мы уселись на
пластмассовые стулья, и Санька деловито сказал:
— Я заказываю, ты платишь.
Пришлось подчиниться. Вместо того чтобы отдубасить мерзкого
карлика, я купил ему жареную курицу, картофель фри и пиво. Такой же набор,
только без спиртного, получила и девочка. Впрочем, она не обрадовалась, просто
принялась молча отщипывать грязными пальцами курятину. Бройлер издавал
замечательный аромат. Я вспомнил блюдо с морковкой, поданное Леной,
почувствовал в желудке голодные спазмы и заказал и себе цыпленка.
— Значит, так, — обсасывая нежные косточки,
сообщил Санька, — дурит тебе Лерка голову, она мастерица по этой части,
шалава и б…. Степка от нее натерпелся!
— Ты лучше по порядку, — попросил я.
Парень вытер жирные губы кулаком, хлебнул пива, вытащил из
кармана пачку «Мальборо» и сказал:
— Ну слушай.
У Татьяны Ороевой семеро детей. Впрочем, их было девять, но
двое, слава господи, умерли, не дожив до года. Остальные выжили, вопреки всему.
И отец, и мать пили горькую. Но наше государство проявляет удивительную
терпимость к таким многодетным семьям, поэтому Ороевы, несмотря на асоциальный
образ жизни, получили отдельную квартиру в бараке. Старший сын, Степан, невесть
где познакомился с Лерой Есиной, разбитной девчонкой, больше всего на свете
любящей погулять и поплясать. Девушка стала частенько бывать у Ороевых и
превратилась почти в родственницу. Ни Татьяна, ни ее муж не стеснялись
«невесты», обсуждали при ней домашние дела. Семья промышляла нищенством.
Правда, отец и мать числились дворниками, но на работу выходили редко, только
если их вынуждали к этому крайние обстоятельства, например, не было ни копейки
на очередную бутылку. Лишь в этом случае Татьяна, кряхтя, брела к ларькам или к
супермаркету, предлагая свои услуги по очистке территории. Но такое случалось
нечасто. Основной доход в семейную кассу вносили дети. Младшие сидели у входа в
метро, стояли возле рынка. Старшие мальчики мыли автомобили, две девочки,
тринадцати и пятнадцати лет, не брезговали заниматься проституцией.
Естественно, никто из них не ходил в школу. Из детей Ороевых грамотных было
только двое: Санька и Степан. Первому, естественно, армия не грозила, а второму
забрили лоб спустя две недели после восемнадцатилетия.
Лерка сначала поплакала, но потом быстро утешилась и
перестала бывать у «свекрови». Но примерно год назад она появилась в бараке и
попросила напрокат Лизу. Зачем ей понадобилась девочка, никто не знал, впрочем,
Ороевых не волновало, что станет с ребенком. Пятьсот рублей в день в качестве
гонорара их вполне устраивало, судьба Лизы особенно не тревожила, детей много,
одним больше, одним меньше.
— И часто она ее брала? — спросил я.
Санька пожал плечами:
