Прошло какое-то время, и Регина Глебовна стала
успокаиваться, но тут внуку пришло время идти в школу. Представьте теперь
негодование и ужас бабушки, когда выяснилось, что английский язык у Кости будет
вести Беата Андреевна Быстрова.
Растеряв все христианское милосердие, Регина Глебовна
ринулась в школу и сделала так, что мерзкая девица убежала из учебного
заведения.
Глава 29
Домой я приехал голодный, как зверь. Остановиться поесть мне
не удалось. Не успел я сесть в машину, как раздался звонок.
— Ну? — нетерпеливо спросила Нора. — Узнал
что-нибудь интересное?
— Вроде да.
— Тогда скорей сюда, жду, — приказала хозяйка.
Войдя в квартиру, я поразился неприятному запаху. Если
раньше он концентрировался отчего-то в середине коридора, то теперь плыл по
всей квартире.
— Я вызвала водопроводчиков, — сказала Нора,
наблюдая, как я вешаю куртку.
— Зачем?
— Ты не ощущаешь вони? — удивилась хозяйка. —
Господи, тебе только позавидовать можно!
— Нет, чувствую, конечно, но при чем тут слесарь?
Нора скривилась:
— Ленка изучила весь коридор. Сначала подумали: под
шкафом мышь сдохла…
— Судя по «аромату», она должна весить центнер, —
усмехнулся я.
Элеонора улыбнулась:
— Один раз у меня, еще на старой квартире, за шкафчик
упал маленький кусочек колбасы, ты представить себе не можешь, какое амбре
стояло несколько дней, пока я не догадалась отодвинуть мебель… Вот сейчас я
подумала, может, где в полу труба проходит, она дала течь, вода скопилась…
— Тогда бы соседям на голову полилось, — возразил
я.
Уличенная в нелогичности, Элеонора обозлилась:
— Ладно, пусть проверят, а ты иди в кабинет и быстро
рассказывай, в чем дело.
После моего рассказа хозяйка пару минут сидела молча, потом
хлопнула рукой по столу:
— Чем больше узнаю об этой Беате, тем больше уверяюсь в
том, что убила ее Соня.
— Почему? — осторожно поинтересовался я.
— Ну сам посуди! Беата явная дрянь, одной истории с
Лизочкой хватит, чтобы никогда не подавать руки этой мерзавке.
Я кивнул. Бедная девочка настолько измождена, что только
спит и ест, не вылезая из уютной кровати. Нора созвала консилиум педиатров, и
те в один голос заявили: Лиза очень слаба, сам факт пребывания ее на этом свете
можно считать чудом.
— Соня обожает Николашу, — продолжала Нора.
— Противного парня, — не удержался я от
критики, — который не захотел отнести матери продукты и через несколько
дней после смерти своей невесты привел какую-то женщину. Он лишен всяких
моральных принципов!
— Нам сейчас совершенно неинтересен психологический
портрет Николая, — вскипела Нора. — Без тебя знаю, что он эгоист,
потребитель и негодяй. Тянул из бедной матери деньги, заставлял ее работать без
отдыха, чтобы иметь возможность сидеть в ночных клубах и носить дорогие шмотки.
Но речь сейчас идет о Соне. Она обожала сына, думала только о его счастье. А
теперь представь, что мать каким-то образом узнала хоть часть информации о
Беате. Про Лизу или про Вадима. И что тогда?
— Что? — эхом отозвался я.
— Полная негодования, она отправилась к мерзавке и
потребовала, чтобы та оставила Николашу в покое… Кстати, вот еще одна странная
вещь…
— Какая?
— Ну зачем Беате Николай? Он из малообеспеченной семьи,
не имеет ни собственного бизнеса, ни больших денег. А, насколько я понимаю, она
предпочитала иметь дело с людьми из другого социального слоя. Ну да ладно,
оставим сей вопрос без ответа. В конце концов, и на старуху бывает проруха,
может, она влюбилась. Хотя, честно говоря, плохо представляю себе влюбленную
гадюку.
— Я тоже.
— Ладно! Значит, Соня ринулась к Беате, услышала,
очевидно, едкое, насмешливое замечание, потеряла голову и схватилась за нож.
— Вы верите в такой поворот событий?
— Нет! — заорала Элеонора. — Нет и сто раз
нет. Но если рассуждать логично, получается такой расклад! Ступай к себе и
ложись спать.
Я быстро ушел из кабинета. Если Нора впала в гнев, ей лучше
не попадаться под руку, и вообще, утро вечера мудреней, старая истина.
Дойдя до кухни, я заглянул туда и увидел Ленку, колдующую у
мойки.
— Ты не спишь? — удивился я.
— Вот, свинину мариную, — пояснила
домработница, — а вы, наверное, кушать хотите? Садитесь, садитесь, сейчас
подогрею.
— А что хочешь предложить? — с опаской
поинтересовался я.
— Эгг энд порридж,
[6] —
заявила гордо Лена.
Я владею английским языком на уровне «читаю со словарем», а
выяснять, что скрывается под этим названием, не захотел, поэтому быстро
ответил:
— Нет-нет, спасибо, я совсем не голоден. И потом, у
меня аллергия на эгг энд порридж.
— Скажите, пожалуйста, вроде раньше не было, —
покачала головой домработница.
Она хотела продолжить беседу, но я решительным шагом
двинулся прочь. Ладно, соорудить себе бутерброды не удастся, впрочем, у меня
есть пирожки, сейчас устрою пикник в спальне.
Но аппетитные утром пирожки сейчас выглядели отвратительно.
В холодном виде они оказались несъедобными. Следовало пойти в кухню и засунуть
их в микроволновку. Но там орудует Ленка, самозабвенно превращая кусок парной
свинины в нечто несъедобное. Я оглядел комнату. Наверное, надо купить чайник и
ростер, поставить на подоконник… Взгляд упал на батарею.
Я постелил на радиатор кусок бумаги и положил сверху
пирожки. Из всякого безвыходного положения всегда найдется выход. Топят у нас
отлично, «гармошка» — как раскаленная сковородка, минут через пятнадцать мой
ужин подогреется, а пока полежу почитаю.
— Ваня, — раздался над головой голос, — Ваня,
проснись!
Я сел и потряс головой.
— Что случилось?
В окно смотрела темнота. Вот дела, заснул одетым, не
разобрав постели.
— У нас несчастье, — тихо сообщила Нора.
Меня смело с кровати.
— Какое?
