Помогла Нора и Свете, когда ее дочь решила поступать на
юрфак МГУ. Наученная ситуацией с жильем Марины, моя хозяйка обстряпала дело
тайно, просто-напросто заплатив пронырливой тетке-преподавательнице, обещавшей,
что девочка всенепременно попадет на первый курс. Так и вышло. Танечка получила
на вступительных экзаменах сплошные пятерки, и Света без устали нахваливала
дочь.
Нора помолчала пару секунд и добавила:
— Поплакав от души, Соня неожиданно сказала: «Знаешь,
когда ситуацию изменить нельзя, с ней следует примириться. Я приняла решение».
— Какое? — поинтересовалась Нора.
— Если буду продолжать противиться браку, то потеряю
сына, — печально ответила подруга, — ночная кукушка дневную
перекукует. Николаша уйдет к этой особе, и все. Нет, теперь я изменю свое
поведение. Сделаю вид, что люблю Беату, может, и впрямь привыкну к ней, хотя
она явно не пара моему мальчику, возраст очень смущает, да и развод за плечами.
— Может, это и неплохо, — спокойно сказала
рациональная Элеонора, — обожглась на молоке, начнет дуть на воду. Зачем
Николаше двадцатилетняя свиристелка? Готовить не умеет, домашнее хозяйство
никогда не вела, профессии не имеет… Станет ждать, что муж ей в кровать кофе таскать
начнет. Тебе хочется посадить себе на шею еще один рот? А Беата самостоятельная
женщина, вполне состоявшаяся, нормально зарабатывающая, скорей всего
понимающая, что брак — это не только бурные семейные радости, но и нудные
хозяйственные обязанности. Знаешь, на твоем месте я бы радовалась, а не
плакала. И потом, ты столько раз твердила о своей всепоглощающей любви к сыну,
что сейчас странно наблюдать твое поведение.
— Почему? — удивилась Соня.
— А как ты понимаешь любовь? — вопросом на вопрос
ответила Нора. — По-моему, если испытываешь к человеку глубокие чувства,
то сделаешь все ради его счастья. Николай полюбил эту женщину, и ты должна к
ней хорошо относиться. Зачем создавать сыну лишние трудности. Представляешь,
как ему трудно метаться меж двух огней? На мой взгляд, ты сейчас демонстрируешь
не материнскую любовь, а глубокий эгоизм и собственнические чувства.
Соня швырнула трубку, а Нора расстроилась. Наверное, не
следовало так резко разговаривать с подругой. Но через полчаса телефон снова
зазвонил, и из трубки донесся нервный голос Сони:
— Нора, ты права. Я вела себя, как дура! Надо
немедленно исправлять ситуацию, надеюсь, еще не поздно! Сейчас же беру серьги
Калерии Сергеевны и еду к Беате. Отдам ей украшение, скажу, что они переходят в
нашей семье от матери к дочери, обниму ее, попрошу прощения, предложу дружбу.
Как ты думаешь, она пойдет на контакт?
— Конечно, — обрадованно воскликнула Нора, —
очень правильное решение!
— Мне так жаль, что Николаша стал взрослым, —
пробормотала Соня.
— Ничего, — засмеялась Элеонора, — небось
скоро получишь младенца и снова будешь счастлива.
— Все, все, — затараторила Соня, — уже
несусь.
— Лучше завтра, — посоветовала Нора.
— Нет, только сейчас, — заявила подруга и
отсоединилась.
— Ну и о чем это свидетельствует? — осторожно
осведомился я, видя, что Нора замолчала.
— Она поехала к Беате с огромным желанием наладить
хорошие отношения, даже дружбу. Соня никак не могла убить невесту
Николаши, — отрезала Нора.
— Вы не правы, — покачал я головой. —
Желаемое — это одно, а действительность — совсем другое. Небось вошла в
квартиру, полная светлых чувств, а потом разгорелся скандал!
— Беату убили во вторник, — напомнила
хозяйка, — между девятнадцатью и двадцатью, а Соня приезжала к ней
накануне. Ты когда-нибудь видел серьги Калерии Сергеевны?
Я кивнул. Конечно, единственная драгоценность, имевшаяся у
Сони, — это дорогие подвески с бриллиантами редкой чистоты. Они достались
ей от матери, и даже в самые тяжелые, голодные годы Соня не продала их.
Впрочем, она редко надевала украшение.
— Вот, — протянула мне Нора ключи, — поезжай,
посмотри.
— Куда? — удивился я.
— На квартиру к Беате.
— Зачем?
— Внимательно осмотрись там, меня интересует, лежат ли
где-нибудь серьги Сони. Судя по всему, квартира несчастной невелика, особо
тайных мест там не будет.
— Но…
— Собирайся.
— Дверь, скорей всего, опечатана.
— И что?
— Как же я войду?
— Ваня, — ухмыльнулась Элеонора, — «печать» —
это всего лишь полоска бумаги, оторви — и вперед.
Я только покачал головой. Конечно, Элеонору подобное
препятствие не остановит, но для меня оно представляется значительным, потому
что я законопослушный гражданин, хотя… Пару раз и мне приходилось совершать
предосудительные поступки. Я посмотрел на связку ключей и запоздало удивился:
— Откуда они у вас? Неужели Беата дала? Когда и зачем?
Нора рассмеялась:
— Нет, конечно, я никогда не видела эту девушку.
— Но ключи?
— Это отмычки. Какая-нибудь обязательно подойдет.
Скорей всего, на двери там самый простенький, примитивный замок.
Я уставился на изогнутые железки.
— Это же противозаконно.
— Действуй, Ваня, — велела хозяйка и, не слушая
моих возражений, выкатилась в коридор.
Сами понимаете, что мне пришлось подчиниться.
Жила Беата в не слишком приятном месте, в пятиэтажке первого
образца, в доме, который явно был предназначен на снос. Единственное
преимущество жилья было в тишине. Здание стояло вдали от больших магистралей, в
глубине квартала, и летом тут, наверное, было как на даче. Но сегодня, накануне
Нового года, пейзаж выглядел уныло. Как всегда, перед самым радостным праздником
потеплело, снег мигом исчез из дворов, превратившись в серо-черную грязь,
деревья стояли голые, покосившаяся лавочка у подъезда пустовала. Перед домом не
было ни единой живой души: не гуляли собаки, не кричала ребятня, не сплетничали
старухи. В промозглый, сырой день все предпочитали сидеть дома, пить чай.
Только в самом дальнем углу развевалось на ветру чье-то белье: ситцевые
застиранные пододеяльники и наволочки, устрашающего размера розовые атласные
лифчики, необъятные панталоны и бесчисленное множество детских разноцветных
колготок.
