— Мы собрались, чтобы обсудить факты, обнаружившиеся во вторник, а именно тот факт, что вы не знаете испанский.
— Я знаю испанский. Но я была в шоке. На меня нацелили пистолет, и я совершенно перестала соображать.
Эдна с облегчением вздохнула и наконец смягчилась.
— Люси, я ровно так и думала. Господи, да я сама с трудом могла вспомнить, как меня зовут! Мне просто нужно было убедиться, понимаете, я же должна официально во всем…
— Извините, позвольте, я вас перебью? — встрял он.
Я вытаращилась на него.
— Я не думаю, что он может вмешиваться. Эдна, разве он имеет право? Он находится здесь как наблюдатель и не должен участвовать в каких-либо…
— Да-да, я имею полное право, — заверил он меня. — И я хотел бы сказать, что Люси не знает испанский.
У меня отвисла челюсть. Эдна так широко раскрыла глаза, что приобрела окончательное сходство с рыбой.
— Простите, вы сказали «знает» или «не знает»?
— Подтверждаю, я сказал «не знает». — Он произнес это громко и внятно. — Люси не-зна-ет испанского. Она, — он указал на меня, чтобы кто-нибудь по ошибке не подумал, будто речь идет об искусственной белой розе, — не в состоянии говорить по-испански. Я вижу, вы рискуете снова впасть в заблуждение на этот счет, и решил вмешаться, чтобы внести ясность.
И он посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Ну что, ловко я справился»?
Я утратила дар речи. Моя жизнь нанесла мне предательский удар в спину. На мгновение Эдна тоже утратила дар речи, но очень быстро обрела его вновь. Разговаривала она при этом с ним, а не со мной.
— Космо, я полагаю, вы сознаете, что дело очень серьезное.
У меня на лбу выступили капельки пота.
— Безусловно, — согласился он.
— Люси работает у нас в должности ведущего переводчика инструкций к бытовой технике вот уже два с половиной года, и все это время ее незнание языка подвергало угрозе жизнь покупателей, а компанию — риску уголовной ответственности. Господи, да кто же делал эти переводы? Они хотя бы грамотные? Со словарем?
— Их делал носитель языка, блестяще владеющий испанским, и ее переводы безупречны, — быстро вставила я.
— Ну, этого ты на самом деле знать не можешь, — сказал Жизнь. Еще один удар мне в спину.
— Ни одной жалобы не поступило, — возразила я.
— Да, это так, — признала Эдна, и он тоже согласился. — И кто же эта женщина, которая за вас переводила? — потрясенно спросила Эдна.
— Она очень уважаемый человек, блестяще владеет…
— Ты уже это говорила, — перебил Жизнь.
— …испанским, занимается бизнесом, — тем не менее продолжила я. — Это скорее субподряд, нежели мошенничество — пусть никто не произнес это слово, но, похоже, именно в этом меня и обвиняют. — Я обрела некоторую уверенность в себе. — Послушай, ты в курсе, остальные языки я знаю в совершенстве, это чистая правда, скажи ей.
Я выжидающе смотрела на него, но он развел руками:
— Не думаю, что такова моя роль здесь.
Вот гад.
— Прошу вас, если это возможно, дайте мне шанс сохранить работу. Квентин мог бы взять на себя испанские переводы, все осталось бы между нами, но на абсолютно законных основаниях, и беспокоиться не о чем. Я очень извиняюсь, что не сказала всю правду…
— Что солгала, — уточнил Жизнь.
— …не сказала всю правду.
— Солгала, — повторил он. — Ты лгала.
— Слушайте, да кто ж не привирает в своем резюме? — не выдержав, фыркнула я. — Все так делают. Спросите любого, и он признается, что когда-нибудь да приукрасил правду. Держу пари, вы тоже. — Я поглядела на Эдну. — Вы говорите, что работали в «Глобал Максимум» четыре года, но всем известно, что только два, причем половину срока — помощником управляющего, а вовсе не топ-менеджером.
Эдна изумленно воззрилась на меня, а я, поняв, что натворила, — на нее.
— Но это же не значит, что вы солгали, нет, вы просто немного приукрасили факты, и это никак не связано с тем, что вы можете, или я могу…
— Что ж, полагаю, мы услышали вполне достаточно. — Эдна устало помассировала виски. — Я собираюсь сообщить об этом вышестоящему начальству.
— Нет, прошу вас, не делайте этого. — Я схватила ее за руку. — Пожалуйста, не надо. Поймите, волноваться не из-за чего. Вы же знаете, что юристы не пропустили бы ни одной инструкции, если бы она не была точна на сто процентов. Каждое слово проверяется на всех уровнях, и я не последняя инстанция. Так что вам ровным счетом ничего не угрожает, а если бы что-то и било не так, то вы ни при чем, ведь вы ничего не знали. Никто не знал.
— Квентин знал? — спросила она.
— Почему вы спрашиваете? — нахмурилась я.
— Просто скажите мне правду, Люси. Квентин знал, не так ли?
— Никто не знал. Никто.
— Но он узнал во вторник, когда Стив велел вам переводить, а вы не смогли.
— Я думаю, тогда узнали все, ведь было понятно, что я не могу сказать ни слова.
— Боюсь, вы опять лжете, — заявила она.
— Нет. Правда нет. Я не до конца уверена, возможно, Квентин догадался чуть раньше, когда я…
Она покачала головой:
— Господи, Люси, сколько можно вытягивать из вас правду? В общем, я…
— Нет, нет, дайте мне объяснить, — перебила я. — Он догадался всего на пару минут раньше, когда я переводила Агусто Фернандеса.
Она уже толком меня не слушала.
— Я просто не знаю. Не знаю, чему можно верить, чему нет. Вы меня так удивили, Люси, честно говоря, из всех них, — она кивнула на соседнюю комнату, — из всех них менее всего я ожидала от вас… — она зачем-то поправила стопку бумаг на столе, — в общем, вы меня огорошили. Но в свое время, — она посмотрела на Жизнь, — я была так же изумлена, когда моя сестра оказалась в похожей, — она помялась, подыскивая верное слово, — досадной ситуации.
Он кивнул, точно у них была общая тайна.
Эдна вздохнула.
— Квентин знал — Квентин не знал, вы не слишком убедительны и внятны в этом вопросе.
— Нет-нет, я полностью уверена, прошу вас…
— Думаю, мы и так потратили массу времени. Почему бы вам не пойти и не присоединиться к остальным, Люси? А я постараюсь спокойно обдумать создавшееся положение. Спасибо, Люси. И вам, Космо.
Она пожала нам обоим руки, после чего я немедленно была выдворена из кабинета. В полном ошеломлении я пошла к своему столу и плюхнулась в кресло. Жизнь последовал за мной, сел за соседний свободный стол и, глядя в противоположную сторону, забарабанил пальцами по коленке.
— Итак, что мне сделать? Отксерить что-нибудь? — поинтересовался он.
