– Повезло… Со всеми бы так было после аварий!
– Сама не знаешь что говоришь! – насмешливо возразил Гагарин. – Как это тяжело и противно – видеть других насквозь. Видеть чужую ложь, тайные грехи, грязные мысли… Тьфу. Я поэтому и сбежал подальше от людей, в этот медвежий угол – никого видеть не хочу. – Он посмотрел на настенные часы. – Иди уже. Провожать надо или сама дойдешь?
Иванка осторожно встала, держась за край стола. Некоторое время стояла, прислушиваясь к собственным ощущениям. Голова слегка кружилась, но, в общем, жить можно…
– Сама дойду, – твердо произнесла девушка и, накинув на плечи свою куртку, шагнула к двери.
– Эй, Иоа-анна… – вдруг пропел ей вслед Гагарин. – Секунду. А ты в курсе, что ты сама – из цыган?
– Я? – поразилась Иванка.
– Ага. Я это сейчас почувствовал, когда к тебе прикоснулся.
– И что теперь? – с изумлением спросила она. – Я могу гаданием заниматься? «Позолоти ручку, милок, я тебе всю правду скажу…»
– Нет, я не гадание имел в виду! – засмеялся Гагарин. – Просто у тебя есть способность чувствовать и понимать других людей. На уровне интуиции ты всегда знаешь, плохой перед тобой человек или хороший. Вернее, не так, ведь нет абсолютно плохих и идеально хороших людей. Правильней сказать следующее: ты всегда можешь заранее понять, способен причинить человек тебе зло или нет.
– Загадками говоришь! – буркнула Иванка. «Опять он мне голову морочит! – подумала она. – В первый раз слышу, что у меня цыганские корни! Ни мама, ни отец никогда об этом не говорили. И вообще – я светловолосая, белокожая, ничего цыганского во мне нет!»
Иванка попрощалась с Гагариным и вышла во двор усадьбы.
Было уже темно. Ибрагим при свете фонаря возился с воротами.
– С машиной твоей что делать? – крикнул он. – Поди, совсем сломана. Мы за нее отвечать не будем, ты ее разбила.
– На свалку ее, – отмахнулась Иванка. – Потом, потом разберемся…
Осторожно ступая по неровному снегу, она вышла на улицу, побрела по аллее в сторону центра. Если бы не луна, сиявшая огромной жемчужиной в небе, Иванка не увидела бы дороги…
Кстати, Иванка темноты не боялась. А еще не боялась людей, в свое время не раз пугая своим бесстрашием Алису или Егора. Лихо запрыгивала в машину к частникам, например. В детстве, не задумываясь, не заглядывая даже в «глазок», распахивала входную дверь на звонок. И никогда не расплачивалась за свою беспечность.
И было еще несколько странных историй, когда Иванка, наоборот, не хотела встречаться с кем-либо. Отказывалась от чьих-либо услуг. Да, в общем, и не во всякое такси она и садилась. «С этим не поедем, Алиса, дорого берет. Поймаем следующего!» И ловила, и торговалась – хотя выгадывала не так уж и много.
Может, именно это и есть та самая интуиция, о которой упоминал Гагарин. Та самая, особая, «цыганская» разборчивость в людях?…
«А волк? – внезапно вспомнила Иванка. – Я ведь точно знала, что этот зверь, кем бы он ни был, волком или собакой, меня точно не укусит! Он бы меня не укусил, он бы понюхал мою руку и осторожно отступил бы назад…»
Но проверить все это теперь было уже нельзя. И главное, все усилия оказались тщетными… Гагарин окончательно отказался помогать Иванке.
– Ох, голова моя, голова… – простонала девушка, держась за голову. Там, на лбу, под волосами, пульсировала здоровенная шишка.
Придя в номер, Иванка сразу же упала в кровать и заснула долгим, тяжелым сном.
Она спала и весь следующий день, лишь пару раз ответив на звонки. Первый был от Риты («Рит, все в порядке, интервью я взяла, машина вдребезги, ее надо убрать…» – «Иванка, я же говорила, что у нас все получится! – Дикий вопль восторга в ответ. – В следующие выходные – праздник, День города, ты пойдешь? Ты должна пойти!» – «Пойду, пойду, потом обсудим!»).
Сил на подробные объяснения у Иванки не было. Проще сказать, что все хорошо, и пообещать что угодно, лишь бы отстали.
Потом позвонил Крюков и заявил, что придумал, как вызвать Гагарина на общение с помощью местной милиции. («Володя, не надо, я с Гагариным уже говорила. Все хорошо». – «Отлично! Но я тебя из города так быстро не отпущу. У нас в выходные праздник, и ты должна…» – «Да-да, я должна. Я уже говорила с Ритой, обязательно буду!»)
До выходных Иванка из номера почти не выходила, все лежала. Наверное, у нее все-таки было небольшое сотрясение… Или неудача с Гагариным лишила ее сил?
Ведь вся надежда была на него. Только он мог помочь Иванке найти Алису…
* * *
Сколько Иванка себя помнила, столько времени она знала Алису. Их семьи жили в соседних подъездах, их матери, родившие практически одновременно, вместе гуляли с колясками во дворе. Потом сидели на лавочке, наблюдая, как подросшие девчонки копаются в песочнице, строя по периметру куличи.
Иванку и Алису отдали в один детский сад, что располагался через дорогу. Но девочки общались только между собой, игнорируя прочих детей. Почему так было? Оттого ли, что они привыкли друг к другу с самого рождения и, словно однояйцевые близняшки, не пускали в свой мир никого со стороны?.. Или так удачно совпало, что они, соседки, и предназначались изначально друг другу как лучшие подружки?
Теперь уже не понять. Известно только одно, что с самого рождения Алиса и Иванка были не разлей вода. Алису мать даже к психологу отвела – почему ее девочка ни с кем, кроме Иванки, и не общается? Психолог эту загадку тоже разгадать не смогла и посоветовала отдать Алису после детского сада в другую школу, на всякий случай…
Алису по достижении семи лет записали в школу, которая находилась в соседнем районе, а не в ту, что тоже находилась неподалеку. Алисина мать сделала это для полноценного развития дочери. (А то ведь и правда, никого, кроме Иванки, и не замечает!) Девочка восприняла решение матери без особого энтузиазма, но спорить не стала.
А вот для Иванки разлука с лучшей подругой была настоящей трагедией. Она рыдала и ревела всю первую четверть первого класса, требуя, чтобы ее перевели в Алисину школу.
Иванкина мать с удовольствием перевела бы дочь, но Алисина мать была против. Детские слезы были ей не указ, главное – вырастить нормального, социально адаптированного ребенка, способного освоиться в окружающем мире. На этой почве матери девочек даже поссорились и некоторое время даже не общались.
Иванка и Алиса встречались теперь в выходные, единственно свободные дни. Они тогда спускались во двор, сидели на качелях и болтали часами. Они как будто и не играли вовсе, только говорили, о чем не могли поговорить всю предыдущую неделю. О чем они обычно беседовали? Уже не вспомнить, какой-то обычный девчачий бред… Да обо всем на свете они болтали, что только в голову могло прийти!
У Иванки появилась в школе подруга, Алиса же ни с кем общаться тесно не пожелала. Алиса не ссорилась, не спорила с другими детьми, не чуралась их, даже в разговоры вступала – но ее беседы с одноклассниками не шли дальше школьной программы и домашних заданий. Во время перемен Алиса обычно стояла возле стены, в одиночестве, дожидаясь начала следующего урока. Она не страдала от отсутствия общения, она была погружена в себя, постоянно о чем-то думала и фантазировала…
