– Вы сами джинна из бутылки выпустили, Владим Владимыч… Впрочем, это уже не важно сейчас, – махнул рукой Гагарин. – Все равно я с вами.
– Да нельзя тебе! – с яростью произнес Крюков. – Ты не понимаешь… Ты жить должен. Я все сам сделаю. Сам погибну, а гадину придушу.
– Я с вами.
– Вот заладил! Ты ж и стрелять-то, поди, не умеешь… А у меня в подчинении ребята все служившие, из десантуры… ты только под ногами мешаться будешь! В общем, так. Сиди здесь, жди известий. Никому пока не звони, слышишь? Я сам со всем разберусь. Славик! – заорал Крюков в переговорное устройство. – Собрал ребят? Мы сейчас выходим, вечера ждать не будем.
– Есть, Владим Владимыч… – булькнуло в ответ по громкой связи.
– Да, и не говори пока Ритке, что Эмиль Иванку увез.
– Ладно, – согласился Гагарин.
Минут через тридцать Крюков со своими подчиненными, на двух машинах, выехали к турбазе. Еще человек пять остались охранять дом.
Дмитрий был вынужден ждать известий, хотя такое положение дел его не устраивало.
Некоторое время стоял у окна в кабинете Крюкова, глядел на пустую, заснеженную улицу, по которой иногда пробегали редкие прохожие, потом лег на кожаный диван. Глаза он закрыть не мог – тогда перед внутренним взором возникал Ибрагим – бледный, с пробитым сердцем. Об Иванке Дмитрий даже думать не мог – так ему становилось страшно за нее.
Прошло около часа. Бездействие стало совсем уж невыносимым. Тогда Дмитрий плюнул на свои обещания и вышел из дому. Задерживать его никто не стал – Крюков такого распоряжения не отдал, понадеявшись, вероятно, что Дмитрий будет его слушаться…
* * *
…Разумеется, к главному входу они подъезжать не стали. Обогнули турбазу с тылу.
– Какое-то движение там есть… – рапортовал Славик, глядя в бинокль. – Бегают туда-сюда.
– Девушку видишь? – спросил Крюков.
– Нет, ребята одни. Эмиля тоже не видно.
– Владим Владимыч, там камеры везде понатыканы, незаметно не подойдешь. – Из-за елей вынырнул Гуськов, еще один из помощников Крюкова.
– Не сомневался, что у них везде камеры… – пробормотал Крюков. – В общем, так. Тянуть долго не будем, выступим сейчас, пока они нас еще не ждут.
– На машинах тоже не проехать, – напомнил Славик. – Там снега по шею и, потом, забор бетонный…
– Знаю. Но есть калитка с той стороны… Машина не проедет, а люди пройдут, – задумчиво произнес Крюков.
– Точно! – оживился Гуськов. – Я был на той турбазе, год назад… С той стороны как раз пейнтбольная площадка. Деревьев много, сетки везде понавешаны… Если там пойдем – нас не сразу заметят.
– Эмиль, скорее всего, в главном корпусе. Но для того чтобы добраться до него, придется обойти подсобные помещения. Там инвентарь хранят или еще что… Вы, ребята, пойдете справа, мы слева. – Крюков разделил свою команду пополам движением руки. – Встретимся у главного входа. Заходить будем вместе, поодиночке не соваться… Если все сделаем быстро, они не сразу успеют очухаться. Понятно?
– Понятно, Владим Владимыч.
– Ну, с богом…
Осторожно, пригнувшись, добрались до калитки.
Тут Славику в голову пришла идея, он же ее и исполнил. Скатал мягкий, рыхлый снег и снежком залепил в камеру. Получилось с первого раза.
Потом выбили калитку. Ворвались на территорию турбазы… И вправду здесь располагалась площадка для пейнтбола.
– За мной… теперь обходим! – командовал Крюков. – Встречаемся у входа!
Он ощущал необычайный подъем. И ни тени сомнения… Зверя надо убить. Пусть ценой собственной жизни, но… Зато детям потом будет спокойно жить в этом городе. Под детьми Крюков подразумевал и Риту, и всех тех, кто обитал в Дольске.
Но их ждали.
Едва только группа Крюкова обошла какой-то ангар, слева из-за деревьев раздались выстрелы.
– Ложись…
Крюков упал за сугроб. Сверху свистели, поднимая поземку, пули. Он перекатился в сторону и, прячась за столбом, сделал несколько ответных выстрелов. Его ребята тоже не отставали.
– Вперед, не останавливаться!
Они проползли за сугробами до входа в ангар, там Крюков свалил одного из группы Эмиля. Но и Гуськова ранили.
Обогнули ангар. Перед входом в главный корпус была довольно большая поляна, которая просматривалась со всех сторон. Опасное место. Если только перебегать, прячась за гипсовыми вазонами…
– Славик, прикрой меня… – Крюков рванул вперед. С другой стороны появилась вторая группа, во главе с Петриком. Эмильевские ребята тоже не дремали – подошли сзади, затеяли прицельную стрельбу. Но ответные выстрелы звучали реже – видимо, кого-то из противников все-таки подстрелили. Подтверждением тому служила чья-то ожесточенная ругань, доносившаяся со стороны, где обосновались противники.
– Эмиль! Эмиль, выходи! – заорал Крюков, прячась за гипсовым вазоном. – Давай по-хорошему договоримся… Отпусти девушку!
В ответ, теперь уже из окон главного корпуса, раздались выстрелы. «Точно, он там!» – с дикой, мстительной радостью подумал Крюков, и в этот момент его правый бок обожгла острая боль. «Черт, ранил… Но вроде несерьезно, навылет. Где жир. Эх, а Ритка еще говорила – худеть надо, папка… будет теперь знать, как дразниться!»
Задерживаться на одном месте было нельзя.
– Ребята, пошли! – заорал Крюков и рванул к стеклянным дверям.
Гуськов, прихрамывая (в ногу ранили, но тоже несерьезно), побежал за хозяином, прикрывая его, тут и Славик с Петриком подоспели. Потом Славик упал, и Петрик споткнулся… Ранили кого еще из его ребят или нет, Крюков не понял – он уже рванул дверь на себя и вбежал в холл главного корпуса.
Перезаряжать винтовку не было времени, да и мешала она в тесном помещении. Крюков ее отбросил и, достав пистолет, бросился в глубь здания.
В коридоре было темно. Перед лицом мелькнули еще какие-то вспышки – точно фейерверк зажгли, – и он ощутил толчок в грудь. Но Крюков продолжал ломиться вперед. Лишь через несколько мгновений до его сознания дошло: «А меня ведь, блин, ранили…» И сразу навалилась неприятная слабость.
Словно сквозь вату до его ушей донесся Иванкин голос. Что она кричала, Крюков не понял.
Он не стрелял – боялся задеть девушку.
Коридор закончился, перед глазами засиял белый свет. Это был еще один выход из корпуса. Чьи-то тени на фоне белого… Крюков вдруг почувствовал, что силы его кончаются быстрее, чем он бы хотел. Тяжело дышать, он устал… И больно.
Владимир машинально прикоснулся к груди, почувствовал ладонью что-то влажное, но смотреть вниз не стал – знал, что там кровь, боялся на нее посмотреть.
И в последнем усилии он вывалился на крыльцо, упал. Но тут же приподнялся, опершись на локоть.