Врач покосился на закрытые глаза Элеоноры и тихо сказал:
— Может не выкарабкаться, возраст, состояние здоровья,
в общем, понимаете, все в руках божьих.
Внезапно Нора распахнула веки:
— М-м-м.
Я наклонился к ней:
— Все в порядке, дорогая, едем в палату, вызвана лучшая
медсестра, пост будет круглосуточным.
— М-м-м.
— Что?
Нора с видимым усилием подняла руку, сложила пальцы в фигу и
ткнула этой «конструкцией» в доктора.
— Что с ней? — изумился врач.
Старательно скрывая усмешку, я ответил:
— Элеонора услышала ваш прогноз относительно своей
судьбы и хочет сообщить вам: «Не дождетесь!»
Слабое подобие улыбки промелькнуло на лице больной.
— М-м-м.
— Еще, насколько понимаю, она говорит, что спляшет на
ваших похоронах. Думаю, это правда. Никогда не сдавайся!
Обалдевший эскулап замолчал. Я положил руку на плечо Норы.
— Горжусь тобой. Ты — молодец!
Каталка исчезла за порогом, я пошел на выход. Надо же,
впервые за долгие годы я обратился к своей хозяйке на «ты».
Глава 11
На улице было холодно и малолюдно, что, учитывая поздний
час, неудивительно. Я глянул на циферблат: два.
Дорога выглядела ужасающе, сплошной лед, припорошенный
снежком. Соблюдая крайнюю осторожность, я полз по набережной. Ночью не езда, а
пряник, никаких прыгающих под колеса пешеходов и пробок. Не успел я
порадоваться ситуации на дороге, как невесть откуда появился огромный самосвал,
груженный бетонными блоками. Махина неслась прямо на меня. Я вильнул в сторону,
но «КамАЗ» проделал тот же маневр; понимая, что столкновение неминуемо, я нажал
изо всех сил на тормоз. Господи, пронеси, выполню клятву, данную Элеоноре на
Библии, займусь поисками, превращусь в Арчи и Ниро в одном флаконе, только
отведи беду! «Жигули» развернуло боком, машина замерла. Я сидел с закрытыми
глазами, ожидая удара, но было тихо. Я расцепил веки, увидел справа от себя
нечто огромное, хотел присмотреться повнимательней, и тут раздалось
оглушительное «бум». Несчастный «жигуленок» подскочил на месте. Я вжался в
сиденье, ощущая себя мухой, плывущей на щепке через Атлантический океан. Потом
вновь воцарилась тишина. Придя в себя, я через пассажирскую дверь вылез наружу
и почувствовал дрожь в коленях. Оглушительно воя, примчались сразу две
патрульные машины. Гибэдэдэшники распахнули дверь «КамАЗа» и выволокли наружу
совершенно пьяного парня, тупо повторяющего:
— Ну… так… ну!..
Милиционеры ловко пристегнули его наручниками к грузовику.
Потом один, самый молодой, повернулся ко мне:
— Повезло же тебе!
— Смерти избежал, — добавил другой, — в
рубашке родился. Глянь, чего вышло-то! «КамАЗ» затормозил, и ты успел, вас
развернуло и параллельно друг дружке поставило. Сколько служу, такое вижу
впервые. Ровно стоите, словно рельсы, и плита не задела.
Я посмотрел на выпавшую из кузова бетонную конструкцию,
валявшуюся на дороге. Тут только до меня дошла суть происходящего. Если бы
машины не занесло и не развернуло параллельно друг другу, я бы уже лежал в
черном пластиковом мешке, если бы «жигуленок» сдал чуть назад, ему на крышу
упал бы бетонный блок, и я опять оказался бы в морге. Однако каким-то чудом мне
повезло, и, что уж совсем удивительно, на автомобиле не было ни одной царапины.
— В рубашке родился, — повторял милиционер, —
ты, парень, завтра в церковь ступай.
— Зачем? — клацал я зубами, ощущая нервную дрожь
во всем теле.
— Свечки поставь.
— Неверующий я, к сожалению.
— Это тебе господь знак послал, — продолжал
гибэдэдэшник, — по всем законам ты уже покойник, но беду отвел бог. Небось
весть тебе подает.
— Какую? — совершенно обалдел я, наблюдая, как
другие сотрудники милиции меряют тормозной путь.
— Вот уж этого не знаю, — развел руками собеседник, —
видать, дела у тебя есть еще на этом свете неоконченные, если на земле
оставили. Мой совет: сходи в церковь.
Я вспомнил клятву, данную на Библии, свою мольбу, только что
в отчаянии вознесенную к небесам, и пробормотал:
— Кажется, мне придется работать Арчи у Ниро Вульфа.
— Кем? — не понял мент.
— Да так, — я пришел в себя окончательно, —
болтаю от шока всякую ерунду.
— Ты еще молодец, — одобрил патрульный, —
хорошо держишься, другой бы давно обосрался.
В десять утра я, вооруженный свитером и фотографией, начал
обходить торговые точки. Так как в них сидят в основном женщины, я придумал
красивую байку. Моя любимая девушка ушла из дома, не оставив адреса. Вот и
показываю ее одежду и снимок людям, может, кто видел красавицу…
При более детальном рассмотрении версия не выдерживала
никакой критики, но это было единственное, что пришло в мою, не склонную к
фантазиям голову. Но продавщицы проникались трогательностью момента и
старательно морщили лбы.
— Нет, не помним.
— А кофточку не у вас купили? — не успокаивался я.
— Нет, такими не торговали.
Так или примерно так отвечали везде. Устав, словно ездовая
собака, я около пяти вечера позвонил в квартиру Люси. Ее маменька, кокетливо
велевшая: «Дружочек, зови меня просто Розой», — промурыжила меня почти
час, выясняя всякие детали.
Сколько раз был женат? Имею ли детей? Много ли у меня
родственников? Слыша каждый раз «нет», она становилась все любезней и любезней
и в конце концов превратилась в халву, глазированную шоколадом.
Потом наконец-то появилась Люси, выглядевшая ужасно в
ярко-красном платье с темно-синим поясом на том месте, где у некоторых людей
бывает талия.
Маменька проводила нас до машины и даже помахала вслед
рукой.
— Спасибо, — сказала Люси, когда фигура ее мамы
пропала из виду.
— Куда теперь?
— Сиреневый бульвар, двадцать три.
Я покорно покатил в сторону Измайлова. У подъезда Люси
попросила:
— Иван, концерт в консерватории заканчивается
полдесятого. Не могли бы вы где-то в двадцать один сорок позвонить моей маме и
сказать, что мы еще сходим в кафе?
— Вдруг она попросит вас?
— Сразу отсоединяйтесь, мать тогда наберет мой
мобильный.
