– Для меня это не актуально, – усмехнулась она, потеряв интерес к происходящему.
– А в Стену Плача нужно заложить записку с сокровенным желанием. Это – самый прямой путь к Всевышнему, – продолжил образованный Петр.
Лариса прикусила губу и опустила голову. Деникин подумал, что тему сокровенных просьб и наибыстрейших путей их доведения до Господа при Лариске поднимать не надо. Он совсем не знал Наташу, но ему даже страшно было подумать, что такое могло бы случиться с его дочерью.
– У тебя есть карандаш? – спросила она у Петра.
– Да. И бумага. – Он вытащил ручку и фирменный дорогущий блокнот в кожаном переплете.
– Ничего, что я другой веры?
– Бог един, – успокоил Деникин и дал ей ручку. Потом, как прагматический атеист (атеистический прагматик?), быстро написал свою записку и отнес обе к Стене. Его просьба была предельно простой. Он просил у иудейского Бога то же, что и у своего: здоровья близким, мира стране. До просьб более делового или, не дай Бог, денежного характера Деникин никогда бы не опустился. В этом плане он, как в свое время албанский народ, привык рассчитывать лишь на собственные силы.
Пообедать они решили в уютном арабском ресторане. Обслуживал их сам хозяин, который на хорошем английском сетовал на отсутствие туристов.
– Зато, может, независимость обретут, – утешил его Деникин по-русски, а Лариса перевела. Араб отреагировал своеобразно. Он международным и малоприличным жестом показал, насколько необходима ему лично вожделенная независимость. Даже Лариса рассмеялась, частично вернув свой утренний американизированный облик.
Деникин пригласил коллаборациониста за их столик, и здесь они усладили его сердце, отдав дань его действительно замечательной стряпне.
Погуляв по древнему городу еще пару часов, они собрались в обратную дорогу.
– Скоро стемнеет, – объяснил Петр. – А мрак здесь южный. Не люблю я ночной езды по горным дорогам.
– Как скажешь, – тоном восточной женщины произнесла Лариса. Она умела быть настолько покорной, что могла обмануть любого. Кроме, быть может, Петра Деникина.
На выезде остановили машину и оглянулись. Белый город, манящий к себе миллионы людей на протяжении тысячелетий, парил на темно-синем фоне, освещаемый закатным солнцем.
Деникин обнял Ларису, поцеловал в лоб.
– Все будет хорошо? – то ли спросил, то ли напророчил он.
– Надеюсь, – ответила Лариса. Как всегда, спокойная. Как всегда, уверенная.
Почти как всегда.
9
– Куда сегодня двинем? – спросил Петр. Он уже умылся и сделал зарядку. А из-за раздвинутых им штор в комнату ворвался сноп яркого солнечного света.
Лариса зажмурилась, потянулась. Под простынкой обозначились вполне волнующие контуры. Но Деникин сдержал порывы, понимая, что в таком темпе (вечером они уже занимались этим) неделю ему не выдержать. Как-то незаметно и до обидного быстро ушли в прошлое времена, когда хотелось (и моглось!) ровно столько раз в неделю (сутки, час), сколько представлялось возможностей. А новомодную виагру он принимать не хотел из принципа.
– Я еще ничего? – спросила Лариса, специально натянув руками простынку.
«Вполне сохранная бабушка», – чуть не ляпнул Деникин. Эту странную фразу он услышал перед похоронами своей двоюродной тетки. Ей было под восемьдесят, она была полной и без морщин. А произнес явно одобрительную сентенцию специалист из фирмы ритуальных услуг, готовивший бабушку к ее последнему земному пути.
К счастью, Деникин успел затормозить, ограничившись первым словом определения:
– Вполне.
Так оно на самом деле и было. Лариса всегда была хороша собой и сейчас оставалась такой же. Вчера, когда они вечером обедали в ресторане и Петр отошел в туалет вымыть руки, к ней уже успел подклеиться местный красавец. И – сто пудов, как говорят деникинские дети, – Лариса не отвергла его поползновения с ходу. Не то чтобы замышляла измену, а просто проявила часть своего характера. Базовую, сказал бы Петр, часть.
– Так куда направим стопы? – повторил вопрос Деникин.
– Сам решай. – Лариса легко поднялась, не выказав никакого неудовольствия. – Ты же у нас главный.
Петр про себя усмехнулся. Он уже давно понял, в чем секрет Ларискиной притягательности для сильной половины человечества. Дело не только в миловидном лице, стройных ногах, высокой груди, гладкой мягкой коже и чего там у них еще. Не только и не столько в этом.
Главное – любое общающееся с Лариской двуногое в брюках совершенно искренне считало, что в данный момент Лариса увлечена только и исключительно им. Она внимала буквально каждому произнесенному слову, впивалась глазами в собеседника – и, ей-богу, ощущать себя объектом пристального внимания такой женщины было чрезвычайно приятно.
Отсюда и степень разочарования, когда субъект, только что якобы покоривший Ларискино сердце, вдруг оказывался полностью ни с чем, а очарованная им пассия прямо на его глазах уже очаровывала кого-то еще.
Справедливости ради надо сказать, что Лариска никогда не кидала своих ухажеров из-за какого-то женского садистского удовольствия. Просто она с увлечением играла в старинную игру, придуманную еще прапраматерью Евой. Иногда эту игру называют женским очарованием, женской силой, женской тайной. Иногда все сводят к примитивному либидо. Но суть от этого не меняется, и Лариса указанной сутью владела в совершенстве, причем – как искренне считал Деникин – с момента рождения.
– Может, погуляем по городу? – предложил Петр. – Съездим в Яффу, сходим на пляж искупаться. Проведем день без планов.
– Хорошо, – смиренно согласилась женщина.
В этот момент зазвонил телефон.
– Да, – ответил в трубку не ожидавший звонка Петр. – Миша, это ты? Как ты меня нашел? Ах, Замойнов сказал… Да, я остался на недельку, частным порядком. Хочу в Эйлат съездить… Нет, никакого сопровождения мне не надо… Сегодня? С удовольствием. Хорошо, мы тебя ждем… Моше звонил, – объяснил он Ларисе. – Пресс-секретарь отдела вооружений Минобороны. Предлагает услуги гида. Хороший парень. Да и служба обязывает.
– Он что, шпионит за тобой?
– Ну зачем так сразу? Присматривает.
– А ничего, что ты с женщиной? Завербуют еще.
– Не завербуют, – улыбнулся Петр. – Шантажировать можно только тех, кто боится. А я не боюсь.
– А если жена узнает?
– Не узнает. А узнает – простит. Ты ж все-таки не чужая женщина.
– Ну, если только… – улыбнулась Лариса. – Хотя я бы своего не простила.
– Простила бы, – сказал Петр. – Сама девчонкам писала, что Джон раньше был изрядным девчатником.
– Джона – да, тебя – нет, – уже совсем невесело сказала Лариса.
