– Марк Вениаминович! – раздался за спиной голос Вадима.
– Пришла? – обернулся доктор.
– Прошла проходную. – Вадик был близок к потере с таким трудом приобретенного спокойствия.
– Давай в палату, – велел он парню.
А следом послал сестру с внеплановой инъекцией успокаивающего средства. И спустился вниз, в вестибюль.
Потом, подумав, решил, что даже вестибюль не годится: к тому же скучающий охранник смотрел на большом плазменном экране какой-то детектив, и это тоже мешало.
Вадик заранее дал ему телефон подруги, Марк набрал номер.
– Алло, – отозвался веселый голос.
– Майя, здравствуйте, – поздоровался доктор.
– Здравствуйте, – немножко удивленно ответила та.
Не узнала. Да и не могла узнать.
– Это говорит Марк Вениаминович Лазман, лечащий врач Вадика, – внес он ясность.
– Что-то с Вадькой? – охнула девушка.
– Нет, все в абсолютном порядке.
– Как вы меня напугали! – не могла отойти от испуга Майя.
– Вы где сейчас идете?
– Мимо второго корпуса. А мне надо в седьмой, да?
– Да, но давайте, я вас по дороге встречу, и мы на лавочке посидим.
– Вы что-то скрываете, да? Ему плохо? – опять заволновалась девушка.
– Ему уже хорошо. Сейчас все расскажу подробно.
Майя сказала, что она – в красной юбке и белой блузке.
С такими приметами он вычислил ее мгновенно.
Сели на скамейку под старой липой.
– Ну, что с ним? Я же ничего не знаю! Сердце, желудок, что? Я даже отделение его не знаю, как называется!
– И хорошо, – улыбнулся Марк.
– Что хорошего? – не поняла девушка.
– Что не знаете. Психосоматическое отделение, вот как оно называется.
– Он сошел с ума? – Марк уже за Майю забеспокоился, так это ее шокировало.
– Нет, конечно, – заверил ее доктор. – Но, как вы понимаете, без причин в такое отделение не положат.
Далее он спокойно – без утайки, но и без аффектации – рассказал девушке о Вадикиных проблемах. А также о прогнозных ожиданиях, которые полного излечения никак не обещают.
Ну и о Вадике, который очень всю эту ситуацию переживает, Майю любит и страшно волнуется за их совместное будущее.
Лицо девушки побледнело. Она тяжело задышала, Марк начал уже сомневаться в правильности своего решения общаться на улице. Если она сейчас потеряет сознание, то с этим лучше справляться в отделении.
– Вам плохо? – спросил он.
– Да, – ответила Майя. Но было ясно, что ответ касался не ее физического состояния: предобморочные симптомы понемногу исчезали.
– Он точно не поправится полностью? – после паузы спросила она.
– На данном этапе развития медицины абсолютное выздоровление вряд ли можно гарантировать. К счастью, приступы купируются быстро и относительно легко.
– А дети? – спросила она.
– Это, конечно, отягчающий наследственный фактор, – вынужден был признать Лазман. – Но уж точно не фатальный. Так мы пойдем к Вадику? – спросил он.
– Мне нужно подумать, – тихо сказала Майя.
Вот так.
Марк поднялся и, сгорбившись, медленно пошел к корпусу.
Он вновь никого не осуждал.
Каждый должен взваливать на себя лишь ту ношу, которую способен нести.
Только и всего.
Уже у ступеней, перед входом, услышал громкое:
– Доктор, постойте! Подождите!
Обернулся – за ним бежала, борясь с узкой юбкой и высокими каблуками, Майя.
– Что вы хотели? – спросил Марк.
– Я подумала! – заявила девушка.
– А не слишком быстро? – Если она передумает потом, Вадику будет еще хуже.
– Нормально, доктор! – Теперь Майя улыбалась по-настоящему. – Достаточно! Пошли к Вадьке!
– Пошли! – улыбнулся Марк Вениаминович, и они направились к лифту.
«Что ж, денек, конечно, легким не назовешь. Но неплохой денек, неплохой…»
19
В итоге Марк так и не ушел из психосоматики.
Потому что неожиданно наступил вечер, а на вечер была назначена встреча с Олегом Сергеевичем, который, будучи человеком точным, уже отзвонился и теперь ехал в сторону больницы.
Как ни странно, узнав в Парамонове не только журналиста, но и человека, скажем так – имевшего связь с его Татьяной – Марк не сильно напрягался.
Нет, не так.
То, что сказала Танька – а перед этим сделала, – ужасно его расстроило.
Но лишь до начала работы с больным. Печальное его знание никоим образом не мешало выстраивать с пациентом доверительные отношения.
И, наверное, это неудивительно. Вся его жизнь, с раннего детства прошедшая в мире настоящей медицины, главным делала все-таки помощь страждущему, как бы это высокопарно ни звучало. Остальное не исчезало, конечно. Но отходило на более дальний план.
Поэтому сейчас в голове Лазмана гнездились исключительно соображения о том, как сделать жизнь явно страдающего журналиста более для него приемлемой. И – никаких других.
Лазман вышел встретить Парамонова вниз: как и в случае с Майей, чтобы проконтролировать нежелательные реакции гостя на антураж психиатрической больницы, пусть даже тот и не впервые в учреждении подобного рода.
Парамонов уже надел синие тонкие бахилы – они продавались здесь же, в фойе, в автомате – и сидел, ожидая, в кресле.
– Здравствуйте, – первым сказал Лазман.
– Здравствуйте, – ответил, вставая, Олег.
«Напряжен, – машинально отметил врач. – Пальцы и губы сжаты, скулы сведены. В прошлый раз был более раскрепощен. Хотя в прошлый раз он пришел как журналист, а не как пациент. Что ж, значит, продолжим эту линию».
– Я предлагаю работать, как в последнюю встречу.
– Что вы имеете в виду?
– Мы занимаемся не лично вами, а психиатрией. С точки зрения научно-популярной журналистики. А лечебный результат я вам все равно гарантирую.
Парамонов прямо на глазах расслабился.
– Хорошо, – сказал он.
Они поднялись в отделение.
На площадке, перед запертой на ключ дверью, прощались Вадик и Майя.
Тепло, надо сказать, прощались: Лазман уже пожалел, что не провел своего пациента по второму, служебному, входу.
