Логинова вдруг задумалась. «Благородный человек», звучит-то как напыщенно! Десятилетия борьбы с сословиями не прошли даром.
Нет, сословия-то как раз и остались, выжили, только названия сменили.
А вот понятие «благородный» стало чуть ли не насмешливым.
Витька принял ее как всегда – тепло и радостно.
Жанна, его вторая жена – прошлая покинула моряка через три месяца после баротравмы, сообразив, что выздоровления не будет, – тоже обрадовалась приходу старых друзей мужа.
Видно, все же нелегко было сохранять бывшему водолазу душевное спокойствие, требовалась и внешняя поддержка.
Логиновой сразу стало стыдно: последний раз она была у Витьки в гостях два года назад. И опять-таки, когда ей самой было плохо: она тогда только ушла от Маркони.
Витька, кстати, ее не поддержал, она почти обиделась.
А он, не торопясь, втолковывал ей, что Марконя – не подлый, а скорее слабый. И значит – вовсе не потерянный для общества человек.
Сейчас Митяев легко расправлялся с бутылочной пробкой, готовя к употреблению какое-то французское, явно недешевое вино.
И опять Логе стало стыдно.
Она забыла привычки своего друга: он пил редко, но только вино и только отличное.
А с его пенсией поддерживать такие привычки было непросто.
Значит, Татьяна сама должна была купить бутылку по дороге.
Но не купила.
И не от нехватки денег или, не дай бог, из жадности – а просто не подумала, не хватило этого самого благородства, чтобы вовремя вспомнить о пристрастиях своего товарища.
Речь о Марконе зашла сразу.
– Зря ты затягиваешь эту глупость, – сказал Витька, наливая в бокалы понемногу прозрачной, темно-гранатового цвета, терпкой и душистой жидкости.
– Ты – про Марконю? – переспросила она. Хотя и так было ясно.
– Про кого же еще? – усмехнулся моряк. – И себе делаешь плохо, и ему.
– А ему-то чем плохо? – попыталась отбиться Лога. – Он себе вроде ни в чем не отказывает.
– В этом и дело, – терпеливо, как маленькой, втолковывал Митяев. – Он же должен как-то заполнить вакуум. В итоге заполнит чем-нибудь не тем.
– Ну почему – не тем? Алена у него была модель практически. – Татьяна вдруг поймала себя на том, что неожиданно – и довольно остро – приревновала бывшего муженька. Хотя и сейчас, и тогда – умом желала, чтобы он все-таки нашел себе если и не жену, то хотя бы постоянную подругу.
И чтобы ее наконец покинуло это гнусное ощущение, что она оставила ребенка одного, без присмотра, в лесу.
– Потому что он не модель ищет, а замену тебе. А найти не может. Да и не найдет никогда. Может, покажется вдруг, что нашел, но потом все равно разберется – и станет еще хуже.
– Да почему, черт возьми? Что я ему, нянька вечная? Он сам уж доктор наук. Да и еще кое-какие навыки приобрел, – вспомнила она Марконино ловкое обращение с оружием.
– Потому что он тебя любит, – сильными руками передвинув коляску поближе к столу, сказал Витька. – Ну, давай выпьем.
– За что?
– За то, чтоб дурь тебя побыстрее покинула.
– Да что ж ты за человек такой? – возмутилась Логинова.
Жанна засмеялась:
– Зато Виктор Михайлович никогда не скажет того, что не думает.
– Ага, – согласилась Логинова. – И всегда скажет то, что думает. Ни разу не промолчит.
Выпила же не за воссоединение с бывшим мужем, а за гостеприимных хозяев дома.
Потом они еще долго болтали с Митяем – Жанна куда-то поехала по делам.
Во время беседы Татьяна остро прочувствовала одно: силы – и физические, и душевные – бушевали в ее друге, не находя сколько-нибудь достойного применения. Витька не жаловался – она бы и представить себе не сумела его жалующимся – но это было абсолютно ясно.
И – абсолютно печально.
Татьяна дала себе слово использовать все свои возможности, чтобы как-то загрузить заскучавшего друга.
Хотя и отдавала себе отчет в сложности задачи.
Пока что она себя загрузить не смогла.
«Может, Марконя что-нибудь придумает?» – подумала она.
И еще подумала, что вот уже два года прошло, а дня не минуло, чтобы она своего бывшего муженька не вспомнила. Причем в основном – добром.
А тут еще Витька на мозг капает…
Все эти мысли и воспоминания пронеслись в голове у поздно проснувшейся – а куда теперь торопиться? – Логиновой.
Она накрыла себе скромный завтрак, не спеша – под телевизор – выпила вкуснейший, вручную сваренный кофе.
Вспомнила, как ей еще дважды звонил Оврагин: видно, Марконя не поверил в ее «собственное желание» и наслал-таки этому уроду неприятностей.
Логинова честно отзвонилась Лазману и попросила его оставить Оврагина в покое.
Жалко ей было, конечно, вовсе не Оврагина, просто она знала подлую сущность своего бывшего начальника. И боялась, как бы Марконе от этой войнушки не досталось самому. Деньги на кону стояли большие, а пару идиотов с бейсбольными битами такие эскулапы, как Оврагин, наймут легко. И клятва Гиппократа не помешает.
Марк недовольно хмыкнул, но вроде обещал не вмешиваться. Хотя и назвал ее дурехой.
Татьяна долила себе остатки кофе из медной турочки.
Смакуя, допила.
Потом посидела молча и вроде бы без мыслей.
А потом – неожиданно для себя – взяла телефон и набрала Марконин номер.
Он долго не подходил. Может, с больным беседовал? Хотя уже поздновато для обхода. Скорее нормально для раннего обеда, что Марконя частенько и практиковал.
Так что же не снимает трубку?
Она набирала номер снова и снова, понемногу начиная волноваться.
Наконец ответил.
Голос какой-то хрипловатый. И без обычного воодушевления.
– Что с тобой, Марконя? – ужаснулась Татьяна. – Тебя избили?
– С чего ты взяла? – удивился тот. – Кто меня должен был избить?
– Оврагин! – выпалила Логинова, выдав свои депрессивные страхи.
Марк даже рассмеялся.
Но как-то не слишком весело.
– Так что с тобой? – Теперь Татьяна была встревожена не на шутку.
– Радикулит, вот что, – наконец обиженно сказал Марконя. – Утром нагнулся шампунь достать из-под ванны. Так, нагнутый, и хожу.
– Бедненький ты мой! – распереживалась Логинова. – Я сейчас приеду, намажу тебя.
