— Они пытались искоренить людоедство, отец, —
отвечала тетя Пол. — Этот обычай большинство людей находит отвратительным.
— Я сомневаюсь, так ли ревностно они отнеслись бы к
нему, если бы золото не лежало на дне каждого ручья в Марагоре.
Тетя Пол отвернулась от призрака ребенка, надетого на
толнедрийское копье.
— А теперь золото не досталось никому, — сказала
она. — Мара позаботился об этом.
— Да, — согласился Волк, поднимая лицо, чтобы
прислушаться к жуткому вою, доносившемуся, казалось, со всех сторон. Он
сморщился, услышав особо пронзительную ноту. — Хотел бы я, чтобы он вопил
не так громко.
Они проехали мимо развалин храма. Белые камни рассыпались,
меж них росла трава. Раскидистое дерево, стоявшее неподалеку, было увешано
телами, которые крутились и раскачивались на веревках.
— Снимите нас, — бормотали тела. — Снимите
нас.
— Отец! — резко сказала тетя Пол, указывая на луг
за разрушенным храмом. Эти люди настоящие!
По лугу медленной процессией двигались люди в длинных
одеяниях с капюшонами, подпевая в лад заунывному звону колокола, который они
несли на плечах на длинном шесте.
— Монахи Map Террина, — сказал Волк, —
совесть Толнедры. Их можно не опасаться.
Один из монахов поднял голову и увидел их.
— Возвращайтесь! — закричал он и, отделившись от
остальных, побежал к путникам, то и дело шарахаясь от чего-то, чего Гарион не
видел. Возвращайтесь! — снова закричал он. — Спасайтесь! Вы
приближаетесь к самому средоточию ужаса! За этим холмом лежит Map Амон. Сам
Мара бушует над его улицами, сделавшимися обителью призраков!
Глава 6
Монахи прошли мимо, пение и звон колокола мало-помалу
стихли. Господин Волк глубоко ушел в свои мысли, пальцы его здоровой руки
теребили бороду. Наконец он вздохнул и сухо сказал:
— Полагаю, мы можем с тем же успехом поговорить с ним и
сейчас, Пол. Если мы этого не сделаем, он просто-напросто нас нагонит.
— Ты попросту потратишь время, отец, — сказала
тетя Пол. — Разговаривать с ним бессмысленно. Мы уже пытались.
— Ты, наверное, права, — согласился он, — но
мы должны хотя бы попытаться. Олдур будет недоволен, если мы этого не сделаем.
Может быть, когда Мара узнает, что происходит, с ним можно будет разговаривать.
Истошный вопль прокатился над залитым солнцем лугом, и лицо
Волка вытянулось.
— По-моему, пора ему уже выкричаться. Ладно, едем в Map
Амон. — Он повернул лошадь к холму, на который указывал монах.
Изуродованный призрак затрясся перед самым его лицом. — Прекрати, —
сказал он раздраженно. Призрак дернулся и пропал.
Вероятно, когда-то на холм вела дорога, след от которой еще
кое-где проглядывал под травой, но тридцать два столетия, прошедшие с тех пор,
как по ней последний раз ступала нога человека, почти начисто стерли её с лица
земли. Она поднималась к вершине холма, а оттуда шла вниз к Map Амону. Гарион,
по-прежнему отрешенный и бесчувственный, примечал такое, что при иных
обстоятельствах ускользнуло бы от его внимания. Хотя город был разрушен почти до
основания, планировка его угадывалась четко. Улица — она была только одна
изгибалась спиралью и выводила на большую круглую площадь точно в центре
развалин. Во внезапном озарении Гарион понял, что город этот задуман женщиной.
Мужской ум тяготеет к прямым линиям, женщины мыслят окружностями.
Они начали спускаться с холма: тетя Пол и господин Волк
впереди, остальные с отсутствующим видом — за ними. Гарион ехал последним,
стараясь не замечать встающих из земли призраков, старавшихся напугать его
наготой и жуткими увечьями. Вой, который они услышали, едва перейдя границу
Марагора, стал громче и отчетливее. Временами он прокатывался многоголосым
эхом, но Гарион знал, что стенает один мощный голос, преисполненный горем столь
великим, что слышно по всему королевству.
Когда они подъехали к городу, поднялся ужасный ветер,
холодный, напитанный нестерпимым запахом покойницкой. Когда Гарион машинально
поплотнее закутался в плащ, он заметил, что его полы не раздуваются ветром, как
не колышется и высокая трава. Он прокручивал в голове эти наблюдения, пытаясь в
то же время зажать ноздри и не вдыхать мерзостный запах разложения. Раз ветер
не колышет траву, значит, ветер этот не настоящий. Мало того, раз лошади не
слышат воя, значит, и вой ненастоящий. Гарион замерз и дрожал, даже сознавая,
что озноб этот — подобно ветру и воплям — более воображаемый, чем реальный.
Хотя Map Амон, когда они впервые завидели его с вершины
холма, казался разрушенным до основания, въехав в город, Гарион с удивлением
узрел стены жилых домов и общественных зданий; где-то поблизости раздавался
детский смех, а издалека долетало пение.
— Зачем он это делает? — печально спросила тетя
Пол. — Это ничего ему не дает.
— Однако это единственное, что у него осталось,
Пол, — ответил господин Волк.
— И это всегда кончается одним и тем же.
— Знаю, но это помогает ему немного забыться.
— Все мы о чем-нибудь желали бы забыть, отец. Это не
метод.
Волк с восхищением смотрел на основательные стены строений.
— Сделано мастерски, — заметил он.
— Естественно, — сказала она, — в конце
концов, он бог — но это ему не на пользу.
Гарион не понимал, о чем говорят его тетя и дед, пока лошадь
Бэйрека не прошла прямо сквозь стену — исчезла за каменной кладкой и вновь
появилась в нескольких ярдах дальше. Стены, здания, весь город были иллюзорны —
это всего лишь воспоминание. Холодный ветер сделался сильнее, и к запаху
разложения теперь примешивался запах дыма. Хотя Гарион видел, что яркий
солнечный свет по-прежнему освещает все вокруг, казалось, стало значительно
темнее. Детский смех и далекое пение стихли, послышались крики.
Толнедрийский легионер в начищенной кирасе и шлеме с перьями
выехал из-за пологого изгиба улицы. Он казался таким же реальным, как стены
домов. Меч его был обагрен кровью, лицо застыло в жестокой усмешке, глаза
горели безумием.
Повсюду валялись изрубленные тела, повсюду текла кровь. Вой
перешел в истошный вопль: призрачное представление, казалось, движется к своей
ужасной развязке.
Спиральная улица вывела их наконец на широкую круглую площадь
в центре Map Амона. Ледяной ветер бушевал в горящем городе, жуткий звук мечей,
разрубающих мясо и кости, наполнил все сознание Гариона. Стало еще темнее.
