Призрачные трупы бесчисленных марагов устилали мостовую, над
ними клубился густой дым. Но то, что находилось посреди площади, не было
иллюзией. Колоссальная фигура, казалось, лучилась своей ужасающей реальностью,
бытием, которое никоим образом не зависело в своем существовании от сознания
наблюдателя. На руках она держала тельце убитого ребенка, каким-то образом
олицетворявшего всех мертвецов призрачного Марагора. Лицо колосса,
склонившегося над детским телом, было искажено нечеловеческим горем. Он-то и
выл, и Гарион, даже в спасительной полудреме, защищающей его рассудок,
почувствовал, как волосы у него встают дыбом.
Господин Волк сморщился и слез с лошади. Старательно
переступая через призрачные тела, он приблизился к громадному существу.
— Владыка Мара, — с почтительным поклоном
обратился он.
Мара завыл.
— Владыка Мара, — снова сказал Волк. — Не с легким
сердцем я тревожу тебя в твоем горе, но мне надо поговорить с тобой.
Огромное лицо скривилось, и большие слезы покатились по
щекам бога. Не отвечая, Мара протянул вперед детское тело, поднял лицо и завыл.
— Владыка Мара! — снова позвал Белгарат, на этот
раз настойчивее.
Мара закрыл глаза и опустил голову, рыдая над телом ребенка.
— Это бесполезно, отец, — сказала старику тетя
Пол. — Когда он в таком состоянии, его ничем не проймешь.
— Оставь меня, Белгарат, — рыдая, выговорил Мара.
Его мощный голос гулко прокатился в мозгу Гариона. — Оставь меня с моим
горем.
— Владыка Мара, приблизился день исполнения
пророчеств, — сказал Волк.
— Что мне до того? — рыдал Мара, крепче прижимая к
себе детское тельце. Разве пророчество вернет мне моих загубленных детей? Оставь
меня в покое.
— Судьба мира зависит от событий, которые произойдут
весьма скоро, владыка Мара, — настаивал господин Волк. — Королевства
Запада и Востока сойдутся на последний бой, и Торак Одноглазый, твой окаянный
брат, ворочается во сне и скоро пробудится.
— Пусть пробуждается, — сказал Мара и припал к
телу, которое держал на руках, сотрясаясь от рыданий.
— Желаешь ли ты оказаться в его власти, о владыка
Мара? — спросила тетя Пол.
— Что мне его власть, Полгара? — отвечал
Мара. — Я не оставлю землю моих убиенных детей, и ни бог, ни человек не
вторгнутся сюда. Пусть Торак владеет миром, коли желает.
— Мы можем ехать, отец, — сказала тетя Пол. —
Его ничто не тронет.
— Владыка Мара, — сказал господин Волк рыдающему
богу, — мы привезли пред твои очи орудия пророчества. Неужели ты не
благословишь их, прежде чем мы уедем?
— У меня не осталось благословений, Белгарат, —
отвечал Мара, — только проклятия для жестоких детей Недры. Забирай этих
чужестранцев и уезжай.
— Владыка Мара, — твердо сказала тетя Пол. —
В исполнении пророчества и тебе отведена роль. Неумолимая судьба, управляющая
нами, управляет и тобой. Каждый должен выполнить предначертанное ему от начала
времен, ибо в день, когда пророчество исполнится не так, разрушится мир.
— Пусть разрушается, — простонал. Мара. —
Ничто уже не радует меня в нем, так что пусть гибнет. Горе мое вечно, и я не
отрекусь от него, пусть даже ценою этому будет разрушение всего созданного.
Забери детей пророчества и удались.
Господин Волк обреченно поклонился и вернулся к остальным.
На лице его было написано безнадежное отвращение.
— Подожди! — взревел вдруг Мара. Призрачный город
задрожал и исчез. — Кто это? — спросил бог. Господин Волк быстро
повернулся к нему.
— Что сделал ты, Белгарат? — Мара внезапно
выпрямился во весь свой громадный рост. — И ты, Полгара? Или горе мое для
вас теперь лишь повод для насмешки? Неужели горем моим вздумали вы меня
попрекать?
— Владыка! — Тетя Пол опешила от этого внезапного
гнева.
— Чудовищно! — ревел Мара. —
Чудовищно! — Его громадное лицо исказилось гневом. В ярости он шагнул к
ним и остановился прямо перед лошадью принцессы Се'Недры. — Я растерзаю
твою плоть! — закричал он ей. — Я наполню твой мозг червями безумия,
о дочь Недры! Я погружу тебя в муки и ужас до скончания твоих дней!
— Оставь её в покое! — резко сказала тетя Пол.
— О нет, Полгара! — взревел он. — На неё
падет вся тяжесть моего гнева! Его страшные пальцы потянулись к ничего не
сознающей принцессе, но она смотрела сквозь него невидящим взглядом.
Мара зашипел от досады и повернулся к господину Волку.
— Обманули! — взвыл он. — её мозг спит.
— Они все спят, владыка Мара, — отвечал
Волк. — Угрозы твои против них бессильны. Визжи и вой, пока не обрушатся
небеса; она не слышит тебя.
— Я покараю за это тебя, Белгарат, — прорычал
Мара, — тебя и Полгару. Боль и ужас вкусите вы за дерзкое свое
оскорбление. Я сгоню сон с этих людей, вторгшихся сюда, и они познают муки и
безумие, которые я на них нашлю. — Он делался все огромнее.
— Довольно, Мара! Стой! — Голос был Гариона, но
Гарион знал, что говорит не он.
Дух Мара повернулся к нему, занеся для удара громадную руку,
но Гарион почувствовал, что слезает с лошади и направляется к взбешенному
колоссу.
— На этом кончается твоя месть, Мара, — сказал
голос, раздавшийся изо рта Гариона. — Девушка нужна для моего замысла. Ты
её не тронешь. — Гарион внезапно с тревогой понял, что стоит между
разгневанным божеством и спящей принцессой.
— Прочь с дороги, мальчик, или я убью тебя, —
пригрозил Мара.
— Думай головой, Мара, — сказал ему голос, —
если она еще не совсем опустела от крика. Ты знаешь, кто я.
— Я заполучу её, — ревел Мара — Я дам ей множество
жизней и одну за другой вырву из её трепещущей плоти.
— Нет, — отвечал голос, — ты её не получишь
Дух Мара вновь выпрямился, воздев ужасные руки, но в то же время глаза его
изучали Гариона — и не только глаза. Юноша вновь ощутил то мощное давление на
свой мозг, какое пережил в тронной зале королевы Солмиссры, когда дух Иссы
коснулся его. Жуткое узнавание начало проступать в заплаканных очах Мары. Его
воздетые руки опустились.
— Отдай её мне, — взмолился он. — Возьми
остальных и иди, но оставь толнедрийку мне. Умоляю тебя.
— Нет.
