— Сознаться в сем нелегко, — горестно говорил
Мендореллен. Гарион взглянул на него. — Однако, ввиду отчаянности нашего
предприятия, — продолжал рыцарь, должен открыто покаяться в великом моем
пороке. Может статься, что порок сей, коий есть трусость, в час грозной
опасности побудит меня к бегству, и жизни ваши окажутся в смертельной
опасности.
— Ты придаешь этому слишком много значения, —
сказал Бэйрек.
— О нет, милорд. Призываю вас тщательно рассмотреть мое
дело и определить, достоин ли я продолжать с вами путь. — Он начал со
скрежетом подниматься на ноги.
— Куда ты? — спросил Бэйрек.
— Я намереваюсь отойти в сторону, дабы вы могли
спокойно обсудить это.
— Сядь, Мендореллен, — раздраженно сказал
Бэйрек. — Я не скажу за твоей спиной ничего такого, чего бы не сказал в
глаза.
Кобыла, лежавшая близко к огню, положив голову на колени
Хеттара, снова застонала.
— Готово лекарство, Полгара? — спросил олгар
встревоженно.
— Не совсем, — ответила она и повернулась к
Се'Недре, которая тщательно растирала ложкой в чашке сухие листья. — Разотри
их получше, милая, — велела она.
Дерник стоял рядом с кобылой, положив руки на её раздувшийся
живот.
— Нам, может быть, придется разворачивать
жеребенка, — сказал он серьезно. — По-моему, он пытается идти
неправильно.
— Не делайте ничего, пока не испробуете это, —
сказала тетя Пол, аккуратно пересыпая серый порошок из глиняного горшочка в
булькающую воду. Она взяла чашечку с листьями у Се'Недры и, помешивая воду,
высыпала и их.
— Думаю, милорд Бэйрек, — настаивал
Мендореллен, — что ты без должного внимания отнесся к сказанному мной.
— Я все слышал. Ты сказал, что как-то раз испугался.
Тут не о чем беспокоиться. С каждым это время от времени случается.
— Я не могу этого вынести. Я живу в постоянном страхе,
не ведая, когда это вернется и вновь лишит меня мужества.
Дерник поднял глаза от кобылы.
— Ты боишься страха? — спросил он удивленно.
— Тебе не понять, что это такое, любезный друг, —
отвечал Мендореллен.
— Живот напрягается, — сказал Дерник. — Во
рту делается сухо, и кажется, что сердце кто-то сжал в кулаке.
Мендореллен моргнул.
— Это случалось со мной так часто, что я точно знаю,
как это бывает.
— С тобой? Ты — один из самых смелых людей, которых мне
доводилось встречать. Дерник криво усмехнулся.
— Я — простой человек, Мендореллен, — сказал
он, — а простые люди живут в постоянном страхе. Разве ты этого не знаешь?
Мы боимся непогоды, боимся сильных людей, боимся ночи и рыскающих во тьме
чудовищ, боимся состариться и умереть. Иногда мы даже боимся жить. Простые люди
боятся почти каждую минуту своей жизни.
— Как вы это выносите?
— Разве у нас есть выбор? Страх — это часть жизни,
Мендореллен, и это наша единственная жизнь. Приходится привыкать. Когда он
становится для тебя обычным, как старая рубаха, ты просто-напросто перестаешь
его замечать. Иногда немного помогает смех.
— Смех?
— Он дает страху понять, что ты знаешь о его
существовании, но не сдашься и будешь действовать наперекор ему. — Дерник
посмотрел на свои руки, которыми тщательно растирал лошадиный живот. —
Некоторые бранятся и бахвалятся, продолжал он. — Полагают, это дает тот же
результат. Каждый находит свой способ борьбы со страхом. Я лично предпочитаю
смех. По мне, это самое уместное.
Мендореллен внимательно и задумчиво слушал Дерника,
старательно вникая в смысл его слов.
— Я обдумаю это, — сказал он. — Возможно,
любезный друг, я обязан тебе больше чем жизнью за доброе твое наставление.
Кобыла вновь издала утробный, душераздирающий стон. Дерник
встал и принялся закатывать рукава.
— Жеребенка придется повернуть, госпожа Пол, —
сказал он решительно. — И немедленно, не то мы потеряем и жеребенка, и
кобылу.
— Позволь мне прежде дать ей лекарство, — отвечала
тетя Пол, остужая холодной водой кипящий котелок. — Подержи ей
голову, — сказала она Хеттару.
Хеттар кивнул и крепко обхватил руками кобылью голову.
— Гарион, — сказала тетя Пол, ложкой вливая
лекарство в лошадиный рот, почему бы вам с Се'Недрой не отойти к Силку и твоему
деду?
— Приходилось ли тебе прежде поворачивать жеребенка,
Дерник? — озабоченно спросил Хеттар.
— Жеребенка — нет, а вот телят приходилось частенько.
Лошадь не так уж сильно отличается от коровы.
Бэйрек быстро встал. Лицо у него казалось зеленоватым.
— Я пойду с Гарионом и принцессой, — сказал он
громко. — Не представляю, чтобы от меня был здесь какой-нибудь толк.
— Я пойду с тобой, — объявил Мендореллен. Его лицо
тоже заметно побледнело. — Уместно будет, полагаю, освободить нашим
друзьям побольше места.
Тетя Пол с легкой усмешкой взглянула на двух воителей, но не
сказала ничего.
Гарион и остальные быстро отошли.
Силк и господин Волк стояли за большим каменным столом,
разглядывая еще одну странную нишу в мерцающей стене.
— Никогда не видел таких плодов, — говорил
маленький драсниец.
— Удивительно было бы, если бы ты видел, — отвечал
Волк.
— С виду они такие свежие, будто их только что
сорвали, — рука Силка как бы сама потянулась к манящему плоду.
— Я не стал бы этого делать, — предупредил Волк.
— Страшно любопытно, какие они на вкус.
— От любопытства не умирают. Иное дело эти плоды.
— Терпеть не могу, когда мое любопытство остается
неудовлетворенным.
— Переживешь. — Волк повернулся к Гариону и
остальным. — Как лошадь?
— Дерник говорит, что будет поворачивать
жеребенка, — сказал Бэйрек. — Мы решили, что нам лучше не мешаться
под ногами.
Волк кивнул.
— Силк! — одернул он резко, не поворачивая головы.
— Извиняюсь. — Силк убрал руку.
