В центре пещеры располагалось большое тихое озеро. Белгарат
уверенно двинулся вдоль него. Где-то далеко Гарион услышал всплеск — то ли
плеснула рыба, то ли упал в воду камешек. Эхо пения, которое они услышали,
войдя в пещеру, не смолкало, становясь то громче, то глуше.
Два алгоса ждали их у входа в одну из галерей. Они
поклонились и заговорили с Белгаратом. Как и те, первые, встреченные ими, они
оказались низкорослыми и плечистыми. Волосы у них были почти бесцветные, глаза
— большие и почти черные.
— Лошадей мы оставим здесь. Эти люди о них
позаботятся, — сказал Белгарат. — Там впереди ступеньки.
Пришлось уговаривать дрожащего жеребенка остаться с матерью.
Наконец тот вроде понял, и Гарион торопливо нагнал спутников, уже вошедших в
одну из галерей.
В стенах этой галереи были ниши или углубления, частью
оборудованные под мастерские, частью явно жилые. Алгосы в нишах занимались
своими делами, не обращая внимания на идущий по галерее отряд. Одни работали с
металлом, другие — с камнем, некоторые — с деревом, кто-то шил. Алгосская
женщина нянчила младенца.
В большой пещере за ними снова зазвучало пение. Они миновали
нишу, в которой семь алгосов что-то декламировали хором.
— Они много времени посвящают религиозным
обрядам, — заметил Белгарат, когда ниша осталась позади. — Религия —
основа алгосского существования.
— Звучит скучновато, — фыркнул Бэйрек. Галерея
оканчивалась высокими стертыми ступенями. Они двинулись вниз, держась за стену.
— Здесь запросто можно потерять направление, —
заметил Силк. — Я уже не знаю, куда мы идем.
— Вниз, — подсказал ему Хеттар.
— Спасибочки, — сухо отвечал Силк.
Лестница вывела их в другую пещеру, к самому её потолку, но
через эту пещеру был перекинут тоненький мостик.
— Нам сюда, — сказал Белгарат, ступая на мост.
Гарион взглянул вниз и увидел множество прихотливо разбросанных тусклых
пятнышек — входы в галереи.
— Тут, наверное, живет очень много людей, — сказал
он деду.
Старик кивнул.
— В этой пещере обитает одно из самых больших алгосских
племен.
Они приближались к дальнему концу моста, когда до них
донеслись первые фразы древнего гимна.
— Лучше бы они нашли другую мелодию, — недовольно
пробормотал Бэйрек. Эта уже действует мне на нервы.
— Я скажу об этом первому же алгосу, которого мы
встретим, — отозвался Силк. — Думаю, они рады будут в угоду тебе
разнообразить свои песни.
— Очень смешно, — сказал Бэйрек.
— Может, им просто не приходило в голову, что не все
восхищаются их гимном.
— Тебе-то что? — огрызнулся Бэйрек.
— В конце концов, они поют его всего пять тысяч лет.
— Хватит, Силк, — сказала тетя Пол.
— Как вам угодно, прекрасная госпожа, — сказал
Силк насмешливо.
Они вошли в галерею в дальнем конце пещеры и шли по ней до
развилки. Белгарат уверенно свернул налево.
— А ты не путаешь? — спросил Силк. — Я могу
ошибиться, но мне кажется, что мы идем по кругу.
— Именно.
— Полагаю, вы не удосужитесь объяснить зачем?
— Мы должны обойти одну пещеру, чтобы не идти через
неё.
— А почему нет?
— Она неустойчива. От малейшего шума может обрушиться
потолок.
— Ох!
— Это одна из здешних опасностей.
— Ты мог бы не входить в подробности, старина, —
сказал Силк, опасливо глядя на потолок. Он явно болтал больше обычного, и
Гарион, тоже подавленный окружающим, хорошо его понимал. Некоторые люди не
выносят замкнутых помещений, и Силк, видимо, принадлежал к их числу. Гарион
тоже посмотрел наверх, и ему почудилось, что гора всей своей тяжестью давит на
него. Не одного Силка, подумал он, тревожит мысль об этой каменной громаде.
Галерея вывела их в маленькую пещеру с зеркальным озером
посередине. Оно оказалось очень мелким, сквозь воду просвечивала белая галька.
В центре озера был остров, а на острове стояло здание в форме усеченной
пирамиды, такое же, как в разрушенном городе наверху. Его кольцом окружали
колонны, между которыми располагались белые, высеченные из камня скамьи.
Светящиеся хрустальные шары свисали на цепях с потолка пещеры, футах в тридцати
над головой. Свет их, хотя и тусклый, был гораздо ярче, чем в галерее, которую
они только что прошли. К острову вела белая мраморная дамба, а в конце её стоял
древний старик. Он смотрел на них.
— Яад хо, Белгарат, — сказал старик. — Гройя
Ал.
— Горим, — отвечал Белгарат, кланяясь. — Яад
хо, гройя Ал.
Он прошел по дамбе и тепло пожал руку старику.
Они заговорили на гортанном алгосском наречии.
Горим казался очень, очень старым. У него были длинные
серебряные волосы и борода, снежно-белое одеяние. Была в нем какая-то
просветленность, которую Гарион сразу уловил и понял неосознанно, что
приближается к святому. Горим нежно простер руки к тете Пол, и, обменявшись
ритуальным «Яад хо, гройя Ал», они обнялись.
— Спутники наши не говорят на твоем языке, мой добрый
друг, — сказал Гориму Белгарат. — Тебя не обидит, если мы будем
говорить на наречии внешнего мира?
— Отнюдь, Белгарат, — отвечал Горим. — Ал
сказал нам, что люди должны понимать друг друга. Заходите все. Я приказал
подать вам еду и питье. — Старик поглядел на каждого по очереди, и Гарион
заметил, что глаза у него не черные, как у остальных алгосов, а синие, почти
фиолетовые. Горим повел их к дверям пирамидального строения.
— Явилось ли на свет дитя? — спросил Горима
Белгарат, когда они проходили в дверь. Горим вздохнул.
— Нет, Белгарат, нет, а я уже очень устал. Мы надеемся
всякий раз, как рождается младенец. Но через несколько дней глаза его темнеют.
Похоже, что Ал еще не собирается проститься со мной.
— Не отчаивайся, Горим, — сказал другу
Белгарат. — Дитя явится — когда сочтет нужным Ал.
— Так нам заповедано. — Горим снова
вздохнул. — Однако племена волнуются, а в дальних галереях зреет
недовольство — и даже хуже. Ревнители становятся все яростнее, возникают
странные культы. Алгосам нужен новый Горим. Я пережил свое время на три сотни
лет.
