— Не занудствуй. Ведь ты не откажешь мне в возможности
засвидетельствовать свое почтение Королеве Мира? — Голос Ктачика звучал
насмешливо. — Прежде чем ты меня убьешь, я желал бы узреть её
беспредельные совершенства.
— Не думаю, чтобы она стремилась тебя увидеть, Ктачик.
Впрочем, я передам ей твои заверения.
— Я настаиваю, Белгарат. Это маленькая просьба легко
удовлетворима. Если ты её не позовешь, позову я. Глаза Белгарата сузились, и
вдруг он улыбнулся.
— Вот оно что, — сказал он. — А я то все гадал,
почему ты нас так легко впустил.
— Теперь уже неважно, что ты это понял, — почти
промурлыкал Ктачик. — Ты совершил свою последнюю ошибку, старина. Твое
пророчество умрет здесь и сейчас, Белгарат, и ты вместе с ним. — Глаза
верховного жреца торжествующе блеснули, и Гарион почувствовал, как злая воля
Ктачика распространяется по башне, обыскивая её.
Белгарат обменялся быстрым взглядом с тетей Пол и легонько
подмигнул.
Вдруг глаза Ктачика расширились — мозг его обшарил нижние
этажи мрачной башни и обнаружил, что они пусты.
— Где она?! — дико завопил он.
— Принцесса не смогла прийти с нами, — любезно
сообщил Белгарат. — Однако она шлет свои извинения.
— Ты лжешь, Белгарат! Ты не осмелился бы оставить её
без присмотра. Нет места в мире, где она была бы в безопасности.
— Даже в пещерах Алголанда? Ктачик побелел.
— Алголанда? — выговорил он, задыхаясь.
— Бедный старый Ктачик, — сказал Белгарат, в
притворном сожалении качая головой. — Боюсь, ты здорово промахнулся.
Задумано было неплохо, но как же тебе не пришло в голову проверить, что
принцесса действительно с нами, прежде чем подпустить меня так близко?
— Любой другой сгодится точно так же, — сказал
Ктачик, яростно сверкая глазами.
— Нет, — возразил Белгарат. — Все остальные
неприступны. Уязвима только Се'Недра, а она в Пролге, под зашитой самого Ала.
Если хочешь, попробуй найти её там, но я тебе не советую.
— Проклятие тебе, Белгарат!
— Почему бы тебе не отдать мне Око, Ктачик? —
спросил Белгарат. — Ты знаешь, я смогу его у тебя отнять. Ктачик с усилием
взял себя в руки.
— Давай не будем торопиться, Белгарат, — сказал он
после недолгого молчания. — Что мы выиграем, если уничтожим друг друга?
Крэг Яска у нас. Мы можем править миром.
— Мне не нужна половина мира, Ктачик.
— Ты хочешь весь? — По лицу Ктачика пробежала
понимающая усмешка. — Я тоже хотел весь — сначала, но теперь удовлетворюсь
половиной.
— Он мне вообще не нужен. Ктачик растерялся.
— Что же тебе нужно, Белгарат?
— Око, — неумолимо отвечал Белгарат. — Отдай
его мне, Ктачик.
— Почему бы нам не объединиться и с помощью Ока не
уничтожить Зидара?
— Зачем?
— Ты ненавидишь его так же, как и я. Он предал твоего
повелителя. Он украл у него Крэг Яску.
— Он предал сам себя, Ктачик, и, я думаю, порой его это
мучит. Впрочем, он ловко придумал, как украсть Око. — Белгарат задумчиво
посмотрел на маленького мальчика, который стоял перед столом, не спуская
больших глаз с железного ларца. — Хотел бы я знать, где он нашел
дитя, — пробормотал он. — Невинность и чистота, конечно, не одно и то
же, но они очень близки. Вероятно, Зидару стоило больших усилий воспитать
совершенную невинность. Подумай обо всех порывах, которые ему приходилось
подавлять.
— Вот почему я позволил ему это сделать, — сказал
Ктачик.
Маленький белокурый мальчик, видимо, понимая, что говорят о
нем, доверчивыми глазами смотрел на двух стариков.
— Все дело в том, что Крэг Яска — Око — у меня, —
сказал Ктачик, откидываясь на стуле и кладя руку на ларец. — Если ты
попробуешь его взять, я буду с тобой сражаться. Никто из нас не знает, чем это
обернется. Зачем рисковать?
— Какой тебе от него прок? Даже если оно покорится
тебе, что потом? Ты оживишь Торака и отдашь Око ему?
— Возможный вариант. Но Торак уже пять столетий спит, и
мир прекрасно обходится без него. Я не представляю, зачем сейчас его тревожить.
— То есть ты хочешь владеть Оком сам.
Ктачик пожал плечами.
— Кто-то должен им владеть. Почему бы не я?
Он по-прежнему сидел откинувшись и казался совершенно
спокоен. Он не шевельнулся, никакое чувство не отразилось на его лице, когда он
ударил.
Это было не прикосновение, не волна, но удар, и
сопровождался он не хорошо знакомым рокотом в мозгу, но громовым раскатом.
Гарион понял, что такой удар, будь он направлен на него, стер бы его в порошок.
Но удар был направлен не на него, а на Белгарата. На какое-то ужасное мгновение
Гарион увидел своего деда окутанным тенью, и тень эта казалась темнее ночи. Тут
тень разлетелась, словно тонкий хрустальный кубок, рассыпалась осколками тьмы.
Нахмурясь, Белгарат все еще стоял перед своим старинным врагом.
— Это все, на что ты способен? — спросил он и
ударил сам.
Лучезарный голубой свет окутал гролима, сомкнулся вокруг,
казалось, сминая его своим напором. Стул, на котором Ктачик сидел, разлетелся в
щепки, словно по нему с размаху ударили чем-то тяжелым. Ктачик упал вместе со
стулом, обеими руками отпихивая от себя голубое сияние. Он вскочил на ноги и
выбросил волну огня. В этот жуткий миг Гарион вспомнил Эшарака, когда тот горел
в лесу Дриад, но Белгарат отбросил пламя и, невзирая на давнишнее свое
утверждение, что Воля и Слово не нуждаются в жестах, воздел руку и запустил в
Ктачика молнией.
Чародей и колдун стояли лицом к лицу посреди комнаты,
окруженные вспышками света, волнами пламени и тьмы. Рассудок Гариона оглох от
постоянных взрывов чистой энергии. Он чувствовал, что битва видна лишь отчасти
и наносятся удары, которых он не то что различить — вообразить не может.
Казалось, сам воздух в комнате трещал и шипел, странные образы возникали и
исчезали, вспыхивая на грани видимости, — огромные лица, гигантские руки и
что-то, для чего у Гариона не имелось даже названия. Башня дрожала, пока два
ужасных старика с треском рвали ткань реальности, выхватывая из небытия орудия,
рожденные воображением и бредом.
