Книга Жизнеописание грешницы Аделы, страница 32. Автор книги Ирина Муравьева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Жизнеописание грешницы Аделы»

Cтраница 32

Я зарыдала и бросилась его догонять. Вера Николаевна бросилась за мной, интеллигентные дети, побросав свои лопатки, бросились за Верой Михайловной, и, хрустя по чистому, еще не исхоженному снегу своими валенками, мы все догнали деда и окружили его. Я, не переставая рыдать, уткнулась в карман его тяжелого добротного пальто, где лежали ключи. Дед растерялся. Меня необходимо было заставить остаться в этом хорошем детском коллективе, потому что иначе как же я пойду в сентябре в школу – такая вот дикая, странная девочка? Но при этом звук не то что моих рыданий, но даже легкого всхлипывания действовал на деда так неотразимо тяжело, что лучше уж было забрать меня сразу домой, пойти со мной вместе на склад, в военторг, где круглый год продавались елочные игрушки, и даже пойти в гастроном на углу и позволить мне выпить стакан томатного сока из общего, слегка ополоснутого стакана, что было строжайше запрещено бабушкой. И соли туда положить тоже общей, кривой и обугленной ложкой.

Умная и, думаю, всякого повидавшая на своем веку Вера Николаевна, хрустально пришептывая, предложила деду гениальное решение: сесть на одну из массивных лавочек с ажурными, утопающими в снегу лапами, спиной к нам, резвящимся на иностранном языке в маленькой боковой аллее, и так просидеть три часа. И я успокоюсь, поскольку дед рядом, и буду с детьми, как о том и мечтали.

И он послушался её, вернее меня, моих этих слез, и капризов, и криков. Он сел на лавочку, стоящую на центральной аллее, а я с остальными детьми вернулась к тому столетнему дереву с дуплом, под которым полагалось водить хороводы. И заигралась, конечно, забыла о нем, увлеклась своей новой и полною жизнью. Но каждые десять-пятнадцать минут я спохватывалась, бросала лопатку, бросала «куличик», слегка кривобокий от формы ведерка, и переводила глаза на эту лавочку, над которой возвышалась прямая спина моего деда, посеребренная мягко и медленно идущим с небес снегом. Один раз я не увидела его на этой лавочке и уже приготовилась зарыдать, но тут же успокоилась: дед никуда не ушел, он просто окоченел и потому подпрыгивал рядом, похлопывая себя по бокам и растирая щеки варежками. Ровно в час дня культурная и оздоровительная прогулка закончилась, и мы, взявшись за руку, пошли домой.

– Не замерзла? – спросил меня дед.


Я отрицательно покачала головой: новые впечатления переполняли меня.

И так продолжалось до самой весны: он сидел на лавочке, я играла с детьми. Он мерз, я сияла от счастья. Откуда мне, шестилетней, было догадаться, что значит сидеть три часа на морозе во имя любви?

Брак по любви

«Господи, не отнимай у меня его! Не отнимай!» Так она заклинала, шептала, выстанывала все семь лет их ужасного брака, и если бы ее попросили объяснить, почему она так прикипела к мужу-алкоголику, который уходил в запой каждые два-три месяца в начале их совместной жизни и каждые две-три недели в конце ее, она ничего не смогла бы объяснить.

…Чувствовала, что отнимут.

И тогда, в день первой встречи, чувствовала.


Терри хотела показать ей своего нового любовника: психиатр из Нью-Джерси, сто восемьдесят тысяч в год, но странен до того, что, кажется, сам недалек от помешательства.

– Посмотри, как он выглядит со стороны, – попросила Терри. – Если тебе не понравится, брошу завтра же.

Она и поехала посмотреть.


Поляна, озеро, дымное от жары, с зеленым островом на середине.

На острове – три дерева.

Не успели они выйти из машины, как он подошел. Она даже лица не рассмотрела хорошенько. Глаза яркие, черные, улыбается. Широкие плечи, седые волосы.

Назвал свое имя, она – свое. Взял из ее рук бумажные пакеты с водой и кока-колой. Белая бабочка села на ее плечо, взмахнула крыльями, но не улетела, а так на плече и замерла.

– Мой ангел-хранитель, – засмеялся он. – Нашел-таки.

Тогда она сказала торопливо:

– Пойду окунусь, – и побежала к озеру, не взяв даже полотенца. Странное было ощущение в ногах, пока она бежала…

Ступни горели.

Он дождался, пока она выкупалась, и они сразу же ушли в лес, опустились в прохладную траву. Что-то говорили, но что, ни один из них не помнил потом. Он начал целовать ее мокрые волосы, плечи…

Через несколько минут из кустов выскочила бессмысленно-счастливая собака с раскрытой малиновой пастью. Следом появился хозяин – худой старик в клетчатых шортах. Сказал:

– Приветствую! – и слегка смутился. Отозвал свое лохматое заливистое дитя.

Через полчаса они вернулись к остальным. Там уже кипело веселье, жарили рыбу на гриле, пили пиво… Психиатр из Нью-Джерси показывал фокусы cо спичками. Терри изучала его наивными глазами.

Ночью, в маслянистой темноте деревенской гостиницы, он взял ее так просто, словно она всю жизнь принадлежала ему. Говорить не хотелось. Они оказались одной плотью. Луна, плача, смотрела на них сквозь шумящую листву.

Две-три недели она ни о чем не догадывалась. Когда они обедали в ресторанах, он пил только ледяную воду. Пальцы его слегка дрожали.

Она не обращала на это внимания.

Правда открылась в самом конце ноября, когда их пригласили в большую компанию на празднование Дня благодарения.

Она долго стояла в пробке, потом свернула не туда, запуталась, искала дорогу и сильно опоздала, приехала к самому концу, когда обед был уже съеден, а посреди стола лежали остатки безголовой индейки.

Он сидел в комнате, совершенно один – остальные разбрелись кто куда в ожидании чая. Сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, и на лице его было никогда не виденное ею прежде выражение веселого бешенства.

Он сжимал рюмку, полную черной виноградной крови, прыгающими пальцами.

– Что ты? – спросила она, наклонившись к нему. – Тебе нexopошо?

– Мне-то? – жестко ответил он и усмехнулся. – Мне-то очень хорошо, а вот ты… – он неожиданно выругался. – Ты-то где шлялась, курочка?

Она ахнула и отшатнулась. Он выронил рюмку, облокотился о край стола, встал, не глядя на нее, твердо прошел в соседнюю комнату и там со всего размаха упал на пол, зацепив стоявший на круглом столике телефон.


На следующий день она попыталась скрыться. Не звонила ему, не отвечала на звонки. Вечером он подъехал к ее дому, приставил лестницу и влез на балкон второго этажа – бесшумно, как кошка. Она заплакала и замахала руками.


Тогда же ночью он рассказал:

– Я пью с тех пор, как мне исполнилось четыре года. – Она увидела, как остановились его глаза. – У меня очень добрая мать, хорошая, добрая женщина, но и она пьет всю жизнь. Это наследственное, то же самое было с ее отцом. Он умер совсем молодым. Мне было четыре года, когда мать привела меня в бар и заказала себе – джин с тоником, а мне – яблочный сок. Она отошла на минутку, и официантка принесла два стакана – мне и ей. Я перепутал и вместо яблочного сока хватанул спиртного.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация