Руки Белгарата задрожали, и ему стоило немалых усилий
овладеть собой.
— А что, это важно? — с любопытством спросил Шелк.
— Так вот в чем дело! — воскликнул старик. —
Я ведь знал, знал наверняка, что мы оказались здесь неспроста!
— А что это за Книга Веков, Белгарат? — спросила
Сенедра.
— Это часть Священной Книги Маллореи, особо почитаемой
келльскими прорицателями. Похоже, что нас привела сюда некая сила, и с
совершенно определенной целью — чтобы книга эта попала ко мне в руки.
— Все это для меня довольно туманно, старина. —
Шелк вздрогнул и поежился. — Пойдем-ка переоденемся, Гарион. Я промок
и продрог до костей.
— А как это вы ухитрились так здорово
промокнуть? — поинтересовалась Бархотка.
— Мы ползали на брюхе по траве.
— Правдоподобное объяснение.
— Неужели ты и впрямь должна это делать, Лизелль?
— Делать что?
— Ничего. Не обращай внимания. Пошли, Гарион!
— Что так раздражает тебя в ней? — спросил Гарион,
когда они переодевались.
— Сам точно не знаю, — вздохнул Шелк. — У
меня такое ощущение, что она все время потешается надо мной и задумала нечто
такое, о чем не желает мне говорить. И вообще, она отчего-то сильно действует
мне на нервы.
Переодевшись в сухое, они возвратились к теплу камина и
обнаружили, что пришел Тоф. Он невозмутимо сидел на скамье у дверей, сложив на
коленях огромные ручищи. На лице его не осталось и следа страдания — оно было,
как всегда, безмятежным и немного загадочным.
Белгарат сидел у огня, бережно поднеся большую книгу в
кожаном переплете поближе к пламени, чтобы на страницы падал свет, и
сосредоточенно ее изучал.
— Это та самая книга? — спросил Шелк.
— Да, — ответила Полгара. — Ее принес Тоф.
— Надеюсь, там написано, как нам успешно завершить
столь многотрудное путешествие.
Пока Гарион, Шелк и Тоф обедали, Белгарат продолжал
внимательно читать, нетерпеливо переворачивая страницу за страницей.
— Вот, послушайте! — сказал он, откашлялся и стал
читать вслух:
— »Узнай, о народ мой, что все время и бытие прочерчено
разделяющей чертой, ибо разделение неотделимо от созидания. Но звезды, и духи,
и голоса в скалах твердят о том дне, когда разделение прекратится и все вновь
сделается единым, ибо все в этом мире знает, что день этот настанет. И два духа
сразятся друг с другом в самом сердце времени — и духи эти суть те самые две
стороны, на которые и поделено мироздание. И день грядет, когда нам придется
выбирать между ними, и выбор наш будет выбором между абсолютным добром и
абсолютным злом, и то, что мы выберем — добро или же зло — возобладает до конца
времен. Но как познать, что есть добро, а что есть зло?»
Белгарат набрал воздуха и продолжил:
— »Узнай и другую истину, о народ мой: все камни и
скалы мира нашего и все камни и скалы иных миров шепчутся между собою о двух камнях,
лежащих на самой черте, разделяющей мироздание. Когда-то камни эти были единым
целым и стояли в центре мироздания, но, как и все остальное, разделились и в
момент разделения были расколоты и разлучены силой столь мощной, что она
способна угасить миллионы солнц. И там, где камни эти встретятся вновь,
произойдет последняя битва двух духов. И настанет день, когда разделению придет
конец, и все вновь станет единым — все, кроме этих двух камней, ибо разделены
они навеки и никогда не смогут воссоединиться. И в день, когда настанет конец
разделению, один из камней навеки погибнет — и в тот же самый день один из
духов сгинет навеки… «
— Они хотят сказать, что Шар — это лишь половина
первозданного камня? — изумленно проговорил Гарион.
— А другая его половина — безусловно Сардион, —
согласился Белгарат. — Это многое проясняет.
— Я и не подозревал, что между ними существует или
когда-либо существовала связь.
— Как и я сам, но все слишком уж сходится, не так ли?
Все в этом запутанном деле изначально существует как бы попарно: два
Пророчества, две Судьбы, Дитя Света и Дитя Тьмы — и отсюда совершенно
естественным образом вытекает, что и камней должно быть два!
— И что Сардион обладает такой же силой, что и Шар
Алдура, — мрачно заключила Полгара.
Белгарат кивнул.
— И если Дитя Тьмы им завладеет, то Сардион сможет
делать все то же самое, на что способен Шар в руках Гариона, а мы ведь еще даже
и не познали его могущества!
— Посему задача удержать Зандрамас подальше от Сардиона
делается тем более насущной, я верно понял? — поинтересовался Шелк.
— Насущнее моей задачи ничего в мире нет и быть не
может, — печально промолвила Сенедра.
На следующее утро Гарион поднялся рано. Когда он вышел из их
общей с Сенедрой спальни, то обнаружил, что Белгарат сидит за столом, а перед
ним лежит раскрытая Книга Веков. Рядом догорала свеча.
— Ты так и не ложился, дедушка?
— Что? А-а… Нет. Я хотел успеть прочесть все по порядку
— и чтобы мне никто не мешал.
— И удалось тебе отыскать что-то полезное?
— Да, и очень многое, Гарион. — Старик захлопнул
створы книги и откинулся на спинку стула, глубокомысленно уставившись прямо
перед собой. — Видишь ли, эти люди, так же, как и те, из Келля, что в
Далазии, считают, что их миссия состоит в том, чтобы сделать выбор между двумя
Пророчествами, — то есть между двумя силами, в свое время разделившими
мир, — и верят, что именно их выбор решит все раз и навсегда.
— Выбор? И только? Ты хочешь сказать, единственно, что
от них требуется, — это выбрать одно из двух?
— В общих чертах — да. Они полагают, будто выбор должен
быть сделан во время одной из встреч Дитя Света и Дитя Тьмы и что встреча эта
должна состояться в присутствии Шара и Сардиона. На всем протяжении их истории
право выбора в подобных ситуациях принадлежало одному из прорицателей и,
соответственно, вся ответственность возлагалась на него. Такой прорицатель
присутствовал при каждой встрече Дитя Света и Дитя Тьмы. Подозреваю, что кто-то
из них находился в Хтол-Мишраке, поблизости от тебя, когда ты сразился с
Тораком. Но как бы там ни было, теперь миссия возложена на Цирадис. Она знает,
где находится Сардион, и знает, когда именно состоится вышеупомянутая встреча.
И она будет в это время там. И если все условия удастся соблюсти, именно она
сделает выбор.
Гарион уселся на стул подле угасающего пламени.
