— Да, с таким не каждый день столкнешься. — Потом,
переведя взгляд на Белгарата, спросил: — А не может эта птичка снова
наведаться к нам? Нервная у нас получится дорога, если нам придется на каждом
шагу оглядываться. Она мстительная?
— А ты как думаешь? — спросил его в свою очередь
старик.
— Все-таки Гарион как-никак подрезал ей немного
хвостик. Не примет ли она это слитком близко к сердцу?
— Как правило, это не в ее духе, — ответил
Белгарат. — Она несильна разумом. — Старик нахмурился. — Меня
другое волнует — есть в этой встрече что-то не то.
— Начать с самой этой встречи. — Шелк с омерзением
поежился.
— Я не о том. — Белгарат покачал головой. —
Не уверен, правильно ли я понял, но мне кажется, птица прилетала по поводу
одного из нас.
— Эрионда? — предположил Гарион.
— И вам кажется, да? Но когда она увидела его, как мне
думается, она вроде бы испугалась. И что он имел в виду, когда говорил ей
какие-то странные слова?
— А кто его знает? — сказал Шелк, пожав
плечами. — Он всегда был странным мальчиком. Я не думаю, что он живет в
одном мире с нами.
— А почему дракона так напугал меч Гариона?
— Этот меч пугает целые армии, Белгарат. Одно его пламя
чего стоит.
— Но этой птице нравится — да, нравится! — пламя.
Я видел, с каким умилением она смотрела на полыхающую конюшню. А как-то раз она
целую неделю летала и любовалась лесным пожаром. А вот что с ней произошло этой
ночью — убей, не могу понять.
Из чащи, где были привязаны лошади, вышел Эрионд,
старательно обходя высокие кусты, с которых при малейшем прикосновении
обрушивалась вода.
— Все в порядке? — спросил Гарион.
— С лошадьми? Все нормально, Белгарион. Завтрак небось
почти готов?
— Если это можно так назвать, — с кислой миной
промямлил Шелк.
— Полгара отлично готовит, Хелдар, — горячо
вступился за нее Эрионд.
— Каша — она и есть каша, тут даже лучший повар мира
ничего не придумает.
Глаза у Эрионда засветились.
— Каша? О, я так люблю кашу.
Шелк посмотрел на Эрионда внимательно, а потом с досадой
обратился к Гариону:
— Видишь, как легко подкупить молодежь? Вот оно,
воспитание. — Он пожал плечами и со скучной физиономией добавил:
— Ладно, что бы там ни было, а надо идти.
После завтрака они свернули ночной лагерь и под моросящим
дождем тронулись в путь. Около полудня они вышли на широкое поле, местами
поросшее кустарником и с пнями, торчащими тут и там. Шириной оно было с
четверть мили, а в центре шла широкая и грязная дорога.
— Вот главная дорога из Мургоса, — сказал Шелк с
удовлетворением.
— А зачем они посрубали все деревья? — спросил его
Эрионд.
— Это из-за разбойников, которые подстерегают путников,
прячась близ дороги. А хороший обзор позволяет путешественникам издалека
увидеть разбойников и скрыться от них.
Путники выехали из леса, миновали заросшую высокой травой
опушку и очутились на грязной дороге.
— Теперь мы можем ехать быстрее, — сказал Белгарат
и пустил лошадь резвым шагом.
Они ехали по дороге на юг в течение нескольких часов, и
почти все время легким галопом. Расставшись с лесистыми предгорьями, они
оказались на заросшей травой равнине. Въехав на вершину небольшого холма, они
дали немного отдохнуть лошадям. На северо-западе за пеленой дождя угадывалась
граница Арендийского леса, а недалеко впереди, на луговой равнине, —
мрачные очертания серых стен мимбрийского замка. Сенедра вздохнула, глядя на скучную
мокрую равнину и крепость, у которой, казалось, и камни были пропитаны упрямой
подозрительностью, столь характерной для арендийского общества.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросил Гарион,
обеспокоенный выражением ее лица, которое, как он опасался, могло служить
признаком возврата к недавней меланхолии, с таким трудом преодоленной.
— Эта Арендия — такое печальное место, —
произнесла Сенедра. — Тысячи лет ненависти и горя. И кому они что
доказали? Даже этот замок — и тот словно плачет.
— Просто дождь, Сенедра, — заметил Гарион
предельно спокойным тоном.
— Да нет, — со вздохом возразила Сенедра, —
не только.
Дорога из Мургоса представляла собой грязный желтый шрам,
протянувшийся через поля побуревших и поникших трав. По этой дороге, змейкой
извивавшейся под уклон к Арендийской долине, они ехали несколько дней — мимо
громад мимбрийских замков и через грязные деревеньки с соломенными крышами и
плетнями, над которыми постоянно висел в прохладном воздухе дым из труб, словно
ядовитые испарения, а на лицах подневольных людей, облаченных в лохмотья, была
написана вся история их жизни, прожитой в беспросветной нищете. На ночь
путешественники останавливались в придорожных постоялых дворах, пропахших
несвежей едой и немытыми телами.
На четвертый день, оказавшись на вершине холма, они увидели
внизу Большую Арендийскую ярмарку, стоявшую на развилке дороги из Мургоса и
Великого Западного Пути. Палатки расползлись в пестром смешении голубого,
красного и желтого цветов во всех направлениях на лигу и больше, а по дорогам
под серым дождливым небом тянулись вереницы груженых повозок, словно цепочки
муравьев.
Шелк сдвинул на затылок свой поношенный головной убор и
сказал:
— Может, мне лучше спуститься и оглядеться, прежде чем
мы все туда поедем. Мы давно не бывали в этих местах и осмотреться не помешает.
— Хорошо, — согласился Белгарат, — только без
всяких выкрутасов.
— Выкрутасов?
— Ты знаешь, о чем я говорю, Шелк. Держи там себя в
руках.
— Можешь на меня положиться, Белгарат.
— Другого не остается.
Шелк улыбнулся, пришпорил лошадь и поскакал галопом, а
остальные шагом поехали вниз по длинному склону в сторону вечно «временного»
палаточного городка посреди моря грязи. По мере приближения к ярмарке Гарион
все явственнее слышал какофонию от смешения звуков — одновременного крика тысяч
голосов.
Доносились до путников и мириады запахов — специй и
готовящейся пищи, редких духов, конюшен и загонов для лошадей.
Белгарат попридержал коня.
— Подождем Шелка здесь, лишние неприятности нам ни к
чему.
