Глаза маленькой королевы наполнились слезами. Она молча
показала всем предмет, который ей передал Эрионд. Это была крошечная вязаная
шерстяная шапочка, мокрая и грязная.
— Это моего ребенка, — промолвила она сдавленным
голосом. — Она была на нем в ту ночь, когда его выкрали.
Дарник прокашлялся, явно взволнованный.
— Поздно, — сказал он спокойным голосом. —
Может, на ночь остановимся здесь?
Гарион взглянул на охваченную переживаниями Сенедру.
— Не думаю, — ответил он. — Пойдемте немного
подальше.
Дарник тоже посмотрел на королеву.
— Ладно, — согласился он.
Через полмили пути они достигли развалин давно заброшенного
города, полузаросшего буйной растительностью. На когда-то широких улицах росли
деревья, пустые башни были сплошь увиты лианами.
— Неплохое место, — высказал свое мнение Дарник,
оглядев развалины. — И чего люди сбежали отсюда?
— Причин может быть много, Дарник, — предположила
Полгара. — Чума, политика, война. Даже причуда.
— Причуда? — не понял Дарник.
— Это Найс, — напомнила она ему. — Здесь
правит Салмиссра, и ее власть над народом — самая абсолютная во всем мире.
Стоило ей раз приехать сюда в прошлом, посмотреть и повелеть людям уйти отсюда
— они и ушли.
Дарник замотал головой, не соглашаясь с таким объяснением.
— Этого не может быть.
— Может, дорогой. Я знаю, что может.
Они разбили лагерь среди руин, а наутро отправились дальше,
держа путь на юго-восток. Углубляясь в найсанские джунгли, они заметили, что
растительный мир меняется. Деревья становились выше и толще, а подлесок — все
гуще. Заглушавшие все прочие запахи гнилостные испарения от стоячей воды
делались все более невыносимыми. Совсем близко к полудню задул легкий ветерок,
и до Гариона временами стал доноситься неизвестный слабый запах, приторно
сладкий, от которого он начал испытывать легкое головокружение.
— Что это за приятный запах? — спросила Бархотка,
и взгляд ее карих глаз потеплел.
И вот за поворотом взорам путников предстало стоящее рядом с
дорогой во всей красе дерево, подобного которому Гарион никогда не видел.
Листья дерева блестели золотом, с ветвей свисало множество малиновых лиан,
красные, голубые и бледно-лиловые цветы густо покрывали его крону, а среди
этого буйства красок выделялись сверкающие пурпурные плоды, налитые до такой
степени, что вот-вот, казалось, готовы были лопнуть. Гарион почувствовал, что
это величественное дерево притягивает к себе берущей за душу красотой и
ароматом.
Бархотка с мечтательной улыбкой на лице раньше Гариона
направила свою лошадь к дереву.
— Лизелль, стой! — крикнула Полгара, и ее голос
прозвучал, словно удар бича.
— Но почему? — Голос Лизелль дрожал от нетерпения.
— Не двигайся! — скомандовала Полгара. — Ты
перед смертельной угрозой.
— Угрозой? — удивился Гарион. — Это ведь
только дерево, тетушка Пол.
— Все за мной, — продолжала командовать
Полгара. — Крепче держите поводья и ни шагу к дереву.
Она спешилась и шагом повела лошадь вперед, крепко держа
поводья обеими руками.
— А в чем дело, Полгара? — спросил Дарник.
— Я думала, их все поуничтожали, — проворчала она,
глядя на величественное дерево с суровой ненавистью.
— Уничтожать? Такую красоту? Кому это нужно? —
удивилась Бархотка.
— Да, красивое. С помощью красоты оно и охотится.
— Охотится? — спросил Шелк дрогнувшим
голосом. — Полгара, это же дерево, как оно может охотиться?
— А это — охотится. Попробовать его плод — значит
обречь себя на верную и немедленную смерть, прикосновение же к цветку грозит
параличом всего тела до последнего мускула.
Полгара показала на что-то в высокой траве. Гарион поглядел
и увидел скелет крупного животного. Несколько усов свесились с дерева и
углубились внутрь животного, оплетя его замшелые кости.
— Не смотрите на дерево, — мрачным тоном приказала
всем Полгара, — не думайте о его плодах и старайтесь глубоко не вдыхать
запах его цветов. Дерево хочет подманить вас на расстояние, где до вас дотянутся
его щупальца, усы. Езжайте не оглядываясь. — И туг она придержала лошадь.
— А ты что? — озабоченно спросил Дарник.
— Я вас догоню, — ответила она. — Мне вначале
надо поухаживать за этим чудовищем.
— Делайте, как она сказала, — приказал всем Белгарат. —
Поехали.
Когда путники проезжали мимо смертоносного дерева, Гарион
почувствовал приступ горького разочарования. Отъехав подальше, он ощутил общую
разбитость.
Один раз он оглянулся и вздрогнул, увидев, как малиновые усы
неистово пляшут в воздухе, стараясь поймать жертву. Потом он услышал, как
Сенедра издала сдавленный горловой звук, словно испытывала тошноту.
— В чем дело? — спросил Гарион.
— Дерево! — воскликнула она, хватая ртом
воздух. — Какое ужасное. Оно питается мукой своих жертв, а не только их
плотью.
Когда кавалькада свернула в сторону вслед за поворотом
дороги, Гарион почувствовал, как земля вздрогнула за спиной, а затем услышал
треск, с каким горит живое дерево. Ему показалось, что он слышит ужасный крик,
полный боли и злобной ненависти. Густой черный маслянистый дым пополз над
землей, и ветер донес до путников его зловонный запах.
Полгара догнала остальных примерно через четверть часа.
— Все, оно наелось, больше не захочет, — с
удовлетворением сообщила она, и на лице у нее появилась улыбка. — Это один
из редких случаев, когда нам с Салмиссрой удалось договориться. — И
добавила: — Этому дереву нет места на земле.
Они продвигались все дальше в глубь Найса, следуя по
когда-то наезженной, а ныне давно заброшенной и заросшей травой дороге. Примерно
в середине следующего дня гнедой жеребец Эрионда стал проявлять признаки
активности.
Эрионд подъехал к Гариону, который по-прежнему скакал
впереди колонны, держа меч на передней луке седла.
— Ему хочется скакать побыстрее, — тихо засмеялся
Эрионд. — Ему всегда хочется нестись.
Гарион повернулся к Эрионду.
— Эрионд, мне все хотелось спросить тебя об одной вещи.
