— В самом деле, Усса, ты сделал все от тебя
зависящее, — растягивая слова, сказал Агахак. — И все мы это слышали.
Как ты думаешь, могу я полюбоваться твоей… твоей зверюшкой? — Жестокая
усмешка искривила лицо иерарха при взгляде на истерически рыдающую Хабат.
— Разумеется, о святейший, — быстро ответил Сади и
осторожно положил кувшинчик на пол. — Маленькая предосторожность, —
извиняющимся тоном сказал он. — Она немного нервничает, а я не желаю,
чтобы она еще раз допустила оплошность.
Евнух склонился над кувшинчиком и принялся ласково
приговаривать:
— Все хорошо, дорогая. Плохой человек уже ушел, теперь
все хорошо, все спокойно.
Но Зит свернулась в колечко на дне кувшинчика, все еще до
глубины души оскорбленная.
— Правда, моя хорошая, — уверял ее Сади, —
все уже прошло. Разве ты мне не веришь?
Из кувшинчика послышалось тихое шипение.
— Ах, как некрасиво так говорить, Зит! — мягко
упрекнул ее Сади. — Я сделал все что мог, чтобы этот плохой человек не
обидел тебя. — Евнух виновато взглянул на Агахака. — В толк не
возьму, где она научилась таким гадким выражениям, о святейший! — И, снова
повернувшись к кувшинчику, стал уговаривать:
— Ну, прошу тебя, дорогая, не будь злюкой!
Маленькая змейка с величайшей осторожностью высунула голову
из горлышка, приподнялась и поглядела на труп, распростертый на полу. Лицо
Сорхака стало синим, а на губах медленно высыхала пена. Хабат, все еще
судорожно всхлипывая, прижималась к его коченеющему телу. Зит медленно выползла
из своего домика, презрительно вильнула хвостом в сторону мертвеца и подползла
к Сади, издавая звук, напоминающий довольное мурлыканье. Сади протянул к ней
руку, а змейка стала тыкаться носом в его пальцы.
— Ну разве она не прелесть? — гордо спросил
Сади. — После того как она кого-нибудь укусит, становится ласковой, словно
котенок.
Краешком глаза Гарион уловил движение у себя за спиной.
Бархотка подалась вперед, зачарованно взирая на мурлычащую змейку широко
раскрытыми глазами.
— Ты вполне контролируешь поведение своей питомицы,
Усса? — с опаской спросил Ургит.
— О, разумеется, ваше величество! — уверил его
Сади. — Она сейчас в прекрасном настроении. Чуть погодя я покормлю мою
малышку, выкупаю, И она заснет сном младенца.
Ургит повернулся к иерарху.
— Ну, Агахак? Каково твое решение? Лично я не вижу
смысла в дальнейшем слушании дела. И работорговец, и его слуги, как мне
представляется, ни в чем не повинны.
Иерарх прикрыл глаза.
— Полагаю, вы правы, ваше величество. — И,
обращаясь к одному из гролимов, приказал:
— Освободите этого юного идиота!
Хабат с трудом поднялась, оторвавшись от безжизненного тела
Сорхака. Ее изуродованное лицо было искажено горем. Поглядев сперва на Ургита,
потом на Агахака, она спросила:
— А как же это? — Голос ее дрожал от
отчаяния. — Кто за это ответит? — Жрица указала на труп
Сорхака. — На кого падет моя месть?
— Этот человек погиб по собственной оплошности,
Хабат. — Агахак оставался глух к ее мольбам. — Преступления совершено
не было.
— Не было? — хрипло переспросила жрица. — Не
было совершено преступления? — Голос ее зазвенел. — Неужели
жизнь гролима стоит так дешево, что ею можно с такой легкостью
пренебречь? — Она резко обернулась и обожгла Сади пламенным взором. —
Ты ответишь за это, Усса из Стисс-Тора! — объявила она. — Я клянусь в
этом здесь, над телом Сорхака — и над телом Торака! Тебе не уйти от меня! Я
рассчитаюсь и с тобой, и со всеми твоими слугами за гибель Сорхака.
— Почему ты так убиваешься, Хабат? — насмешливо
спросил Агахак. — В храме множество гролимов. Они точно такие же, как
Сорхак, алчные, безумно честолюбивые и лживые. Смерть его была результатом его
же безумия, кстати, и твоего тоже, — с жестокой усмешкой добавил
он. — Полно, Хабат, уж не чувства ли тут замешаны? Возможно ли, что ты
была мне неверна и искала утешения в объятиях другого, а, Хабат?
Лицо жрицы побелело, и она судорожно прижала ладонь к губам,
осознав, что зашла чересчур далеко и слишком многое выплыло наружу.
Агахак рассмеялся — смех этот прозвучал жутковато.
— Неужто ты и в самом деле полагала, что я слишком
занят поисками Сардиона и даже не подозреваю о твоих тайных развлечениях?
Ответь мне, Хабат, удалось ли вам с Сорхаком хоть раз вызвать демона?
Жрица отпрянула с выражением ужаса в широко раскрытых
глазах.
— Полагаю, не удалось, — пробормотал
Агахак. — Какой позор! Столько усилий пропало даром! Возможно, тебе
следовало найти другого соучастника твоих ночных забав, Хабат. Сорхак сердцем
никогда не был до конца верен тебе, поэтому, поверь, твоя утрата не столь
велика, как тебе кажется. А знаешь, как он звал тебя за глаза? — Хитрые
искорки зажглись в глазах иерарха.
Жрица молча покачала головой.
— Из достоверных источников мне известно, что он
частенько называл тебя «каргой со шрамами». Ну что, это немного утешает тебя в
твоем горе?
Хабат отпрянула с искаженным лицом: до нее постепенно дошло,
что ее публично унизили. Она зашипела от гнева и пнула ногой бездыханное тело.
— Карга со шрамами?! — визжала жрица, нанося удар
за ударом. — Карга со шрамами?! Будь ты проклят, Сорхак! И пусть могильные
черви вволю полакомятся твоим гниющим телом!
Затем сорвалась с места и выбежала вон.
— Кажется, она слегка расстроена, — задумчиво
проговорил король.
Агахак пожал плечами.
— Разумеется. Расставаться с иллюзиями всегда больно.
Ургит рассеянно почесал кончик носа.
— Однако ее настроение накаляет обстановку в храме,
Агахак. Миссия этого работорговца чрезвычайно важна для нас обоих, а женщина в
истерике — особенно если она обладает властью — может быть весьма и весьма
опасна. Вне сомнений, она относится к нашему другу-работорговцу крайне
враждебно, поскольку он косвенно виновен как в ее унижении, так и в гибели
Сорхака, и посему я считаю, что храм — далеко не самое безопасное для него
место.
Агахак печально кивнул.
— Ваше величество прекрасно выражает свои мысли.
Лицо Ургита просияло, словно его осенила некая блестящая
идея.
