— Полагаю, лучше отыскать Белгариона и поинтересоваться
у него лично.
Двери снова распахнулись, и вошла королева-мать,
сопровождаемая юной Пралой.
— Доброе утро, матушка, — приветствовал ее
Ургит. — Почему ты бродишь по этому сумасшедшему дому?
— Ургит, — сказала королева, — ты сильно
выиграл бы, если б прекратил превращать все в шутку.
— Для меня это единственное средство стойко переносить
лишения, — беспечно ответил король. — Я проигрываю войну, половина
подданных готова предать меня и выслать мою голову на тарелочке в дар Закету,
скоро я потеряю рассудок, и в довершение всего у меня, похоже, вот-вот вскочит
чирей на шее. На свете так мало вещей, над которыми можно посмеяться, матушка,
так позволь мне пошутить вволю, покуда я на это еще способен.
— Почему ты упорно настаиваешь на том, что непременно
сойдешь с ума?
— Все мужчины в семействе Урга в течение последних пяти
сотен лет теряли рассудок, не дожив до пятидесяти лет, — напомнил матери
Ургит. — Кстати, это одна из причин, почему мы становимся такими хорошими
королями. Никто, находясь в здравом уме, не захотел бы заполучить трон
Хтол-Мургоса. Ты о чем-то хотела побеседовать со мною, матушка? Или просто
ощутила потребность насладиться моим приятным обществом?
Королева оглядела присутствующих.
— Кто из вас, благородные господа, муж миниатюрной
рыжеволосой женщины?
Гарион стремительно вскочил.
— Она здорова?
— Женщина по имени Полгара — та, с седой прядью над
бровью, — сказала, что вы тотчас же должны прийти. Молодая госпожа
пребывает в некотором расстройстве.
Гарион поспешил вслед за королевой-матерью к выходу. Подле
самых дверей она помешкала и взглянула на Шелка, который натянул капюшон тотчас
же, как только она вошла.
— Почему бы вам не сопроводить вашего друга? —
спросила она. — Хотя бы для виду?
Они покинули комнату и, пройдя через аляповатый коридор,
вскоре очутились возле дверей темного дерева, которые охраняли двое вооруженных
стражников в кольчугах. Один из них распахнул дверь с почтительным поклоном, и
Тамазина вошла в свои покои. За нею последовали Гарион и Шелк. Покои
королевы-матери были отделаны со вкусом, не в пример прочим помещениям дворца
Дроим, отличавшимся варварской роскошью. Стены тут были чисто выбелены, а
украшения очень просты и вместе с тем изящны. Полгара сидела на низеньком
диване, держа в объятиях рыдающую Сенедру. Чуть поодаль стояла Бархотка.
«С нею все в порядке?» — быстро спросили пальцы Гариона.
«Не думаю, что это так уж серьезно, — ответили руки
Полгары. — Простой нервный срыв, но я не хочу, чтобы подобные приступы
депрессии продолжались подолгу. Она все еще не вполне оправилась от меланхолии.
Может быть, тебе удастся ее утешить».
Гарион подошел, опустился на колени и ласково обнял Сенедру.
Она прильнула к его груди, безутешно плача.
— Молодая госпожа часто страдает подобными приступами,
Полгара? — поинтересовалась Тамазина, когда обе они удобно устроились у
камина, в котором весело плясало пламя.
— Это с нею изредка случается, Тамазина, —
ответила Полгара. — В ее семье недавно произошла трагедия, и время от
времени у бедняжки сдают нервы.
— А-а. Позвольте предложить вам чашку чаю, Полгара. Я
люблю чаевничать по утрам, это так успокаивает, — сказала мать Ургита.
— Конечно. Благодарю вас, Тамазина. Чай придется как
нельзя более кстати.
Рыдания Сенедры мало-помалу смолкли, но юная женщина все еще
судорожно прижималась к груди Гариона. Но вот она подняла голову и утерла
слезы.
— Мне так стыдно, — извиняющимся тоном сказала
она. — Уж не знаю, что на меня нашло.
— Ничего страшного, дорогая, — прошептал Гарион,
все еще обнимая ее за плечи.
Сенедра прижала к заплаканным глазам тонкий платочек.
— Должно быть, у меня ужасный вид. — Она
прерывисто вздохнула.
— Умеренно ужасный, — с улыбкой согласился Гарион.
— Я уже предупреждала тебя, дорогая, что ты никогда не
должна плакать при людях, — напомнила ей Полгара. — У рыжеволосых
женщин слишком нежная кожа, и от слез она мгновенно покрывается пятнами.
Сенедра улыбнулась дрожащими губами и поднялась.
— Мне, наверно, следует пойти умыться. А потом, если
позволите, я ненадолго прилягу. — И, повернувшись к Гариону, сказала
просто: — Спасибо, что пришел.
— В любое время к твоим услугам, — ответил он.
— Почему бы тебе не проводить гостью, Прала? —
предложила Тамазина.
— Охотно, — сказала тоненькая принцесса,
поднимаясь на ноги.
Шелк нервно переминался с ноги на ногу подле самых дверей,
старательно натягивая на лицо капюшон и все ниже опуская голову.
— Ах, да полно вам, принц Хелдар! — воскликнула
королева-мать, как только Сенедра вышла, сопровождаемая Пралой. — Я узнала
вас еще вчера вечером, так что не трудитесь прятать лицо.
Шелк тяжело вздохнул и откинул с лица капюшон.
— Этого-то я и боялся, — вздохнул он.
— Капюшон все равно бессилен скрыть самую заметную
часть вашего лица, — заявила Тамазина.
— И что же это за часть такая, госпожа?
— Ваш нос, Хелдар, ваш длинный острый нос который всюду
появляется значительно раньше, чем его обладатель.
— Но это же такой благородный нос, госпожа, —
смущенно улыбнулась Бархотка. — Без него принц не был бы столь
замечательным человеком.
— А вам он, видимо, не по нраву? — спросил Шелк у
Тамазины.
— Но ведь все равно ничего нельзя поделать, принц
Хелдар, — сказала королева-мать. — Итак, сколько же лет прошло с тех
пор, как вы покинули Рэк-Госку, преследуемые по пятам доброй половиной армии
мургов?
— Лет пятнадцать — двадцать, госпожа, — ответил
Шелк, подходя ближе к огню.
— Я опечалилась, узнав, что вы отбыли, — ответила
королева. — Вы, разумеется, не отличаетесь приятной наружностью, но речь
ваша в высшей степени забавна, а в доме Таур-Ургаса было так мало забав.
— Насколько я понимаю, вы не намереваетесь раскрывать
мое инкогнито, по крайней мере, широко объявить о том, кто я на самом деле?
