– Всегда старайся делать всё как можно лучше, – сказал
он как-то, выковав наконечник к дышлу и полируя его.
– Но его всё равно не видно, – заспорил Гарион, – кому
это нужно?
– Мне, – ответил Дерник, полируя металл. – Я буду
знать, что он сделан плохо, и мне будет неприятно каждый раз, когда телега
проедет мимо кузницы – а ведь она проезжает здесь каждый день!
Так оно и шло. Дерник наставлял малыша в главных
добродетелях сендарийского народа, составляющего костяк общества: честной
работе, трезвости, хорошем поведении, бережливости и практичности.
Сначала тётю Пол беспокоила любовь Гариона к кузнице из-за
опасностей, крывшихся в её закопчённых стенах, но, понаблюдав немного, женщина
поняла, что Дерник так же зорко следит за мальчиком, как и она сама, и немного
успокоилась.
– Если малыш будет надоедать, почтённый Дерник, –
сказала она кузнецу однажды, когда принесла починить большой медный чайник, –
выгоните его или предупредите меня, я буду держать его на кухне.
– Он нисколько не мешает, мистрис Пол, – заверил,
улыбаясь, Дерник. – Разумный парень и хорошо понимает, когда меня лучше не
тревожить – Вы слишком снисходительны, друг Дерник, – засомневалась тётя Пол. –
Мальчик способен выпалить сотню вопросов в минуту. Ответьте хоть на один, и в
запасе тут же найдётся дюжина новых.
– Все малыши таковы, – ответил Дерник, осторожно
наливая пузырящийся металл в маленькое глиняное колечко, сделанное им вокруг
крохотной дырочки на дне чайника. – Я сам был в детстве таким. Отец и старый
Барл, кузнец, обучавший меня, имели достаточно терпения, чтобы отвечать на всё,
о чём имели понятие.
Плохо бы я отплатил им, обращайся иначе с Гарионом.
Гарион, сидевший неподалёку, затаив дыхание слушал разговор,
зная, что одно резкое слово кузнеца – и ему больше никогда не видать кузницы.
Когда тётя Пол с только что починенным чайником вновь направилась на кухню,
шагая по твёрдой, утоптанной земле двора, мальчик заметил, с каким выражением
смотрит кузнец ей вслед, и внезапная мысль пришла ему в голову, простая и
прекрасная, – великолепное решение всех проблем.
– Тётя Пол! – прошептал он вечером, морщась от
прикосновений грубой ткани, которой она мыла ему уши.
– Что? – пробормотала она, переходя к шее.
– Почему бы тебе не выйти замуж за Дерника? Тётя
прекратила истязание.
– Ты о чём?
– Думаю, это совсем неплохая идея!
– Ах вот как?
Голос тётки слегка похолодел, и Гарион понял, что затронул
опасную тему.
– Но ты ему нравишься! – начал защищаться мальчик.
– И, я полагаю, ты уже обсуждал с ним этот вопрос?
– Нет, я хотел раньше поговорить с тобой.
– Ну что ж, хоть это по крайней мере неплохая идея.
– Я могу всё сказать ему завтра утром, если не
возражаешь.
В этот момент Гарион почувствовал, как его довольно
бесцеремонно схватили за ухо. Видно, тётя Пол нашла прекрасный способ довести
до него своё мнение.
– Попробуй хоть слово сказать Дернику или кому ещё, –
прошипела она, впиваясь в мальчика тёмными, горящими гневом глазами.
– Я ничего такого не имел в виду, – поспешно заверил
он, – это всего лишь мысль…
– И очень глупая. С этого дня оставь мысли взрослым, –
строго приказала тётка, всё ещё не отпуская его ухо.
– Будет так, как ты хочешь, – быстро кивнул Гарион.
Однако позже, в тишине ночи, когда они уже лежали в
кроватях, Гарион снова вернулся к давешнему разговору, на этот раз более
дипломатично.
– Тётя Пол!
– Ну что тебе?
– Если ты не хочешь выйти замуж за Дерника, тогда за
кого же?
– Гарион! – вздохнула она.
– Что, тётя?
– Закрой рот и спи!
– Я думал, что имею право знать! – оскорблённо проныл
он.
– Гарион!!
– Ладно-ладно, я сплю, но только считаю, что ты не
очень-то честна во всём этом деле. Тётя Пол глубоко вздохнула.
– Ну хорошо. Пойми, я не думаю о замужестве и серьёзно
сомневаюсь в том, что когда-нибудь выйду замуж и без того слишком много важных
дел. И неотложных.
– Не беспокойся, тётя Пол, – прошептал Гарион, решив
утешить её. – Вот вырасту и женюсь на тебе.
Тётя рассмеялась, искренне, весело, и мальчик протянул руку,
чтобы коснуться её лица в темноте.
– О нет, мой Гарион. Тебя ждёт другая жена.
– Кто? – удивился он.
– Узнаешь, – таинственно ответила тётя. – А теперь
спать.
– Тётя Пол!
– Ну?
– Где моя мать?
Этот вопрос Гарион уже давно собирался задать тёте.
Последовало долгое молчание. Наконец тётя Пол вздохнула:
– Она умерла.
Гарион почувствовал такую душераздирающую скорбь, клещами
сжавшую сердце, что не удержался и зарыдал.
Тётя тут же оказалась у его постели, обняла и прижала к
себе. Долгое время спустя, уже после того как она уложила его в свою постель и
слёзы наконец высохли, Гарион, всё ещё всхлипывая, пробормотал:
– Какая она была, моя мама?
– Светловолосая. Очень молодая и очень красивая, с
голосом как колокольчик. Она была так счастлива!
– И любила меня?
– Больше, чем ты можешь представить себе.
Тогда Гарион снова заплакал, но в слезах его была уже не
чёрная скорбь, а светлая грусть о той, которую он никогда не видел. Тётя Пол
по-прежнему прижимала мальчика к себе, пока он не заснул.
***
На ферме Фолдора жили и другие дети, что было вполне
естественным для большой общины в шестьдесят человек. Подростки работали, но
ещё трое, кроме Гариона, малышей сновали повсюду, где заблагорассудится. Они и
стали его друзьями и товарищами по играм.
Самого старшего звали Рандориг. Он появился на свет за два
года до рождения Гариона. Но Рандориг не верховодил друзьями, потому что был
арендом, не отличался остротой ума и охотно уступал младшим.
