– Видимо, я вряд ли смогу отговорить тебя от этого, –
покачал головой Волк, – но думаю, когда всё будет кончено, ты раскаешься.
– Сомневаюсь, – пробормотал Гарион, всё ещё расхаживая
взад-вперёд.
– Посмотрим, – настаивал старик.
– Спасибо за то, что рассказал, дедушка, – поблагодарил
Гарион.
– Ты и сам узнал бы об этом рано или поздно. Лучше уж
я, чем услышать неверно переданную историю из чужих уст.
– Имеешь в виду тётю Пол?
– Полгара не будет лгать намеренно, – объяснил Волк, –
но она всё принимает слишком близко к сердцу, не то что я, и иногда это
искажает её представление об окружающем мире. Я же пытаюсь быть более
объективным. – И старик довольно криво усмехнулся. – Думаю, в подобных
обстоятельствах мне ничего другого не остаётся.
Гарион взглянул на господина Волка, седые волосы и борода
которого, казалось, светились в лучах утреннего солнца.
– А каково это, жить вечно? – спросил Гарион.
– Не знаю, что такое вечная жизнь.
– Ты же понимаешь, о чём я.
– Жизнь в общем-то не меняется, и все мы живём столько,
сколько хотим, – объяснил Волк, – просто я должен завершить одно дело, а на это
потребуется много времени.
Он решительно встал.
– Пожалуй, беседа наша принимает довольно мрачный
оборот.
– То, о чём ты говоришь, очень важно, так ведь,
дедушка? – не отставал Гарион.
– Важнее всего в мире.
– Боюсь, не очень-то я хороший помощник, – вздохнул
Гарион.
Волк, серьёзно оглядев мальчика, обнял его за плечи.
– Думаю, ты очень удивишься, узнав, как был не прав,
ещё до того, как всё это кончится, Гарион, – заверил он.
Оба повернулись и стали смотреть поверх носа корабля на
заснеженный берег Чирека, проплывающий справа. А в это время матросы изо всех
сил гребли в южном направлении, к Камаару и тому неизведанному, что лежало
впереди.
