На самом деле баронессе было известно больше. Так, из книг по истории Франции она знала, что Людовик Великолепный действительно дарил маркизе Помпадур драгоценный камень с подобной огранкой. Но, увы, бриллиант маркизы не имел того розового оттенка, что был описан в статье.
Поэтому баронессу одолевали теперь сомнения: а не вымысел ли всё это господина Терехова, журналиста бульварного издания? А если «бриллиант маркизы» всё же существует, то где именно хранит его Глызин?
Матильда прикинула, что камень, если даже он небольшого размера, может стоить порядка тридцать тысяч рублей.
В будуар вошла горничная и доложила о приезде купца. Баронесса оживилась, подсела к зеркалу, быстро припудрила лицо и грудь.
– Проси… – приказала она.
Василий, стосковавшийся по женской ласке и любовным безумствам, влетел в будуар, словно юноша.
– Матильдушка, кошечка моя! – осыпал он руки обольстительницы пылкими поцелуями.
– Я тоже рада тебя видеть, – призналась баронесса, внимательно разглядывая любовника. – Ты похудел, Василий, осунулся как-то за эти дни… Что случилось?
Глызин замялся.
– Да забот много всяких навалилось, душа моя. Коммерция, поверь, дело весьма хлопотное.
– Не сомневаюсь…
– Зато я привёз тебе подарок, – достал купец из внутреннего кармана сюртука бархатную коробочку тёмно-синего цвета. – Вот, открой сама…
Баронесса улыбнулась, открыла коробочку и непритворно радостно воскликнула:
– Какая прелесть! – Затем приложила жемчужное ожерелье к груди: – Ну, как? – поинтересовалась она, одарив любовника многообещающей улыбкой.
– Позволь, я сам застегну сие ожерелье на твоей нежной шейке… – Глызин подошёл к баронессе и достаточно ловко справился с изящным замочком.
– Ожерелье из салона «Клеопатра», от самого Аксельрода? – с изрядной долей уверенности поинтересовалась Матильда.
Василий удивился:
– Как ты догадалась?
– Очень просто. «Клеопатра» – один из самых модных и дорогих ювелирных салонов Москвы, а ты всегда щедр и разборчив в подарках…
Глызину польстило мнение любовницы.
– Мне приятно это слышать, – сказал он и запечатлел благодарный поцелуй за ушком Матильды.
– Ах ты, мой шалунишка… – кокетливо подмигнула баронесса, и Глызин затрепетал от желания. – Подожди, не торопись, – остудила она тут же пыл любовника. – Скажи лучше сначала, что ты думаешь об этой статье? – Матильда протянула купцу газету.
– А… это про бриллиант маркизы Помпадур? Читал уже, – отмахнулся купец.
– И что скажешь? – продолжала допытываться баронесса.
– А что тебя конкретно интересует, душа моя? Сия статейка наделала в городе достаточно шума, и мне, признаться, не очень хочется говорить на эту тему.
– Прости, дорогой… Я не могла и предположить, что упоминание о бриллианте окажется для тебя столь неприятным… Просто мне стало интересно: это правда, что некая знатная француженка была твоей любовницей и так щедро тебя одарила?
Купец рассмеялся. Баронесса уловила в его смехе некоторое напряжение.
– Да нет, не было никакой маркизы, всё это выдумки журналистов… А бриллиант – всего лишь мой военный трофей, я привёз его после войны из Франции. Вот и вся история…
Баронесса закусила нижнюю губу: было очевидно, что Василий не настроен вдаваться в подробности.
– А бриллиант… твой военный трофей… он и вправду розового цвета?
– Да. Причём необычайной прозрачности. У него, как выяснилось, даже имя есть – «Роза Версаля»!
Женщина застыла, сохранив, однако, на лице лучезарную улыбку. Глызин заметил напряжённое состояние любовницы.
– Тебя так поразило название бриллианта, душа моя? А, по-моему, очень даже красивое…
Баронесса очнулась:
– О, да! Удивительно красивое! А ты уверен, что твой бриллиант называется именно так? Не ошибаешься?
– Да нет, ошибка исключена. Ювелир Аксельрод лично осмотрел бриллиант и подтвердил, что это – «Роза Версаля», принадлежавшая много лет назад какой-то фаворитке короля Людовика… Не помню, увы, её имени.
– Не герцогине ли Луизе де Лавальер? – потупив взгляд, поинтересовалась баронесса.
– Точно! Ей самой… Но что с тобой? Душа моя, тебя это расстроило?
– Нет… Просто очень захотелось хоть краешком глаза взглянуть на бриллиант!
Василий понял, куда клонит Матильда.
– Я бы с удовольствием показал тебе, душечка, сей камушек, но, увы, он уже в банке. Я решил, что так будет безопаснее…
– Ах, как жаль… – искренне опечалилась баронесса.
* * *
Остаток дня Василий и Матильда провели прекрасно. Они отобедали в будуаре, затем прогулялись по несколько запущенному парку (баронессе всё недосуг было нанять садовника), после прогулки подкрепились бургундским вином, а потом Матильда почти час музицировала. Весьма умело, надо сказать: её игра и приятное пение доставили Василию Ивановичу немалое удовольствие.
Глызин всё более любовался Матильдой, испытывая к ней уже не одно только плотское влечение: купец получал наслаждение от всего того, чего был лишён дома, в обществе Анастасии. Он всё отчётливей сознавал, что баронесса стала для него не только любовницей, но и отрадой, своеобразной отдушиной в этой непростой жизни… Василий признался себе, что уже не может обходиться без своей «кошечки».
Сегодня он тоже намеревался провести дивную ночь в объятиях любовницы в Измайлове. Когда любовники скинули одежды, дабы насладиться друг другом, Матильда заметила на груди Василия изящный серебряный медальон.
– Ах, дорогой… Я впервые вижу на тебе эту вещицу! Это тоже подарок какой-нибудь графини или княгини?
Глызин привлёк к себе женщину:
– Ты ревнуешь, кошечка моя?
– Нет… Но, право, когда на мужчинах появляются подобные украшения, это что-нибудь, но должно означать…
– Поверь, душенька, на сей медальон твои подозрения не должны распространяться! Я сам купил его себе в ювелирной лавке, так что соперница здесь ни при чём, – признался Василий, продолжая ласкать грудь баронессы.
– Ты слишком стремителен, Василий, – заметила баронесса. – Для большей остроты ощущений предлагаю выпить вина.
Однако Глызин уже распалился:
– Потом… Всё потом…
Ослушавшись, Матильда ловко выскользнула из страстных объятий купца и наполнила бокалы вином.
– За дивную ночь! – сказала она, подавая один из них любовнику.
…Утром Глызин с удовольствием позавтракал в обществе ненаглядной Матильдушки.
– Ах, мон шер, этой ночью ты был воистину ненасытен, – томно произнесла баронесса.
