…Сильвия возлежала на груди любовника, утомленная его неистовыми ласками.
– Мне нужна твоя помощь, Николай… – сказала она.
– Тебе надобно навести о ком-то справки и ты хочешь, чтобы я воспользовался своими давними связями? – оживился Жуков.
– Почти… – женщина приподнялась и посмотрела любовнику прямо в глаза. – Я хотела бы избавиться от одного мерзавца и его семейства.
Жуков рассмеялся.
– Дорогая, но я не убийца, а карточный шулер! Моё дело – ловкость рук!
– Я хорошо тебе заплачу, если ты поможешь мне, – пообещала Сильвия.
– Ладно… Я подумаю… Так от кого ты хочешь избавиться?.. – как бы невзначай поинтересовался Николай.
– Этот человек весьма богат…
Жуков округлил глаза.
– Ты с ума сошла!
– Отнюдь! Надобно всё как следует обдумать… Увы, все смертны.
Жуков задумался.
– Есть у меня в Ярославле один верный человек… Но, право, не знаю, согласится ли он?.. Уж больно дело опасное – богачей убивать.
Заинтригованный Жуков обнял любовницу и подмял её под себя.
– Ты что?.. Ненасытный… – томно произнесла она.
Но у Жукова вовсе не было плотского желания.
– Признавайся: зачем ты хочешь расправиться с этим семейством? И что я буду иметь в случае успеха?
Сильвия медлила с ответом…
– Говори, иначе помогать тебе не стану.
– Хорошо… – наконец, сдалась она. – Я предлагаю тебе десять тысяч рублей. Согласись, деньги немалые.
Жуков рассмеялся.
– Каким же образом, позволь спросить, ты намереваешься их заполучить? – поинтересовался заинтригованный любовник.
– А это уж моё дело… – небрежно бросила в ответ Сильвия.
– Ладно, помогу… за десять тысяч рублей. А имя жертвы ты назовёшь?
– Всему своё время. Сначала заручись согласием верного человека, – уклончиво ответила осторожная Сильвия.
… Мысли Сильвии путались. Она ещё раз проверила содержимое шкатулки: всё на месте.
– Нет, я ничего лишнего не сказала. Неужели сам догадался? И пока я спала, Николай рылся в шкатулке? – Сильвия закрыла шкатулку и вынула её из комода. – Пожалуй, ей место в банковском сейфе, – решила она. – А Николай непременно поплатится за чрезмерное любопытство.
* * *
Дом Шаховских на Большой Никитской улице
Григорий Шаховской пробудился в два часа пополудни и дёрнул за сонетку[6]. Слуга не замедлил явиться, чтобы молодой граф совершил свой утренний туалет.
Когда же он был облачён в шёлковый халат, изрядно благоухал модным французским одеколоном, в комнату вошла Наталья Васильевна, его супруга.
– Ваше поведение, сударь, – раздражённо начала она, – переходит всяческие границы. Вы вообще перестали бывать дома. И это в то время, когда я нуждаюсь в вашей поддержке и сочувствии!
– Ах, ma chere[7], – развязно отвечал безответственный супруг, – перестаньте капризничать. Экое дело – беременность! Бабы вон в поле рожают! Да и срок у вас невелик. А дома я бываю редко потому, что вы отказываете мне в законном праве супруга. N’est-ce-pas? [8]
Наталья побледнела.
– Но, позвольте, я не отказываю вам. Врач сказал, что в моём состоянии следует воздержаться от любовных утех… – пыталась оправдаться она.
Григорий подошёл к жене и обнял за слегка располневшую талию.
– Ну же, Натали… – произнёс он тоном заправского обольстителя. – Вспомните наши первые дни супружества… Как мы предавались любовным утехам ночи напролёт…
– Ах… – пролепетала Наталья, растаяв в крепких объятиях мужа.
…Григорий, как и всегда, в любви был ненасытен. Насладившись телом супруги, он тотчас приказал подавать обед, чтобы, утолив голод любовный, утолить потребности желудка.
Откушав в обществе мужа, Наталья Васильевна рассчитывала и на приятный совместный вечер. Но, увы! Григорий умчался прочь из дома, мечтая провести время в обществе картёжников и девиц лёгкого поведения.
Ночью Наталья Васильевна почувствовала себя дурно и послала за доктором.
Остаток ночи и всё последующее утро она прометалась в горячке, низ живота пронзали сильные боли… К полудню она потеряла ребёнка.
Григорий же ничего про это не знал, безмятежно предаваясь приятному времяпрепровождению и безудержно транжиря деньги.
* * *
Дмитрий Берсеньев не стал нанимать извозчика, поскольку от ресторана до Садово-Каретной улицы было недалеко. Молодой человек шёл не спеша, вдыхая яблоневый аромат. День выдался прекрасным, но, увы, он сам пребывал в дурном настроении.
План, который внезапно осенил Дмитрия во время рассказа Калитина, казался простым: взять у матушки тайком денег, а уж потом… Словом, как получится. Может, ему улыбнётся Фортуна, и он выиграет приличную сумму, может, останется ни с чем. Тогда что он скажет матушке?
Дмитрий доселе никогда не поступал столь постыдным образом. Он прекрасно знал, что матушка хранит наличность в шкатулке, что стояла в шкафу в комнате отца. Обычно там скапливалось рублей двести, а то и триста. Не более… И сии деньги для Аграфены Ивановны представлялись целым состоянием.
Дмитрий понимал, что в случае проигрыша в карты разочарует свою матушку. Но ничего не мог поделать: соблазн был столь велик, что удержаться от сей авантюры он просто не мог.
– Я выиграю, я непременно выиграю, – едва слышно произнёс он, подходя к дому. – Я чувствую: этот вечер в салоне Либуш изменит мою жизнь…
Дмитрий вошёл в дом. Время стояло послеобеденное, и он знал, что матушка, сытно откушав, предавалась дневному сну, а немногочисленная прислуга не спешила заниматься делами во время отдыха хозяйки и скорее всего либо бездельничала, либо чаёвничала на кухне.
Дмитрий прошёл к себе в комнату, открыл платяной шкаф и выбрал новый тёмно-синий сюртук, брюки, подходящие по цвету и модный жилет из серого атласа. Облачившись в сей наряд, он придирчиво осмотрел себя в зеркало.
На него смотрел красивый молодой человек и самоуверенно ухмылялся.
– Да-с… – потянул Дмитрий. – Наглец ты, братец… – заметил он своему отражению. – Неужто не повезёт сегодня? Не может быть! Надоело прозябать без денег!
Он примерил серую фетровую шляпу, взял щеголеватую тросточку, приобретённую по случаю около Сухаревой башни на блошином рынке, явно некогда украденную у богатого владельца.
И ещё раз посмотрел на себя в зеркало.
– Что ж, отлично. Все стройные дамские ножки в салоне Либуш будут сегодня только для меня.
Дмитрий вышел из комнаты и прислушался: в доме царила тишина. Он не поленился, дошёл до кухни, посмотреть, чем занята прислуга… До его слуха донесся раскатистый храп.
