Эрпатор узнал женщину – то была Хаба, главная жрица храма Исиды. Поговаривали, будто бы она уже много лет является любовницей Верховного жреца, но мало кто воспринимал подобное предположение всерьёз: многие прихожане искренне сомневались в мужских способностях пятидесятилетнего Ранеба. Эрпатор же впервые задумался сейчас о вполне возможном существовании между Хабой и Ранебом плотской связи.
– Хаба! – окликнул он жрицу.
Та, очнувшись от религиозного экстаза, обернулась.
– Что вы здесь делаете?! Как вы посмели сюда войти?! Эта молельня предназначена исключительно для жриц храма! – запричитала она возмущенно, поднимаясь с колен. Когда же заметила стоящих за эрпатором Джера, Хану и двух маджаев, поникла и бессильно оперлась рукой об алтарь, усыпанный цветами.
– Мы проникли сюда через тайный ход, обнаруженный сегодня за стеной спальни фараона! Оказывается, тайные подземные ходы опутывают весь дворец! Признавайся, ты знала об этом?! – в гневе воззрился на жрицу Тутмос
– Нет, поверьте! Я впервые слышу об этом… – испуганно залепетала та.
– Но если эти ходы ведут прямо к молельне, неужели ты никогда прежде не замечала их? Только не говори, что слепа от рождения, – не поверю! – угрожающе прорычал Джер, подавая условный знак маджаям.
Один из них, приблизившись к жрице почти вплотную, рывком обнажил меч. Ужас обуял женщину: ноги буквально подкосились от страха, казалось, она вот-вот рухнет у алтаря без чувств.
– Сейчас нубиец проверит, зрячая ты или нет! – ещё жестче провозгласил Джер.
Маджай схватил жрицу за длинные распущенные волосы, намотал их на руку, и женщина поневоле пала на колени.
– Говори, ты знала о тайных подземных ходах?! – приблизился Тутмос. – Если сознаешься, я, так и быть, прикажу пощадить твои лживые глаза.
Хаба разрыдалась:
– Да, о, господин, знала! Эти ходы очень древние! Им больше тысячи лет! Пощадите меня!..
– Если ты знала о них, значит, возможно, это именно ты и попыталась отравить фараона? – предположил чати.
Жрица взглянула на него умоляюще:
– О, нет! Я никогда не посмела бы! Поверьте мне!..
– Допустим, я верю тебе, – мягко произнес эрпатор, – но тогда кто, по-твоему, мог воспользоваться этими ходами? Кому ты рассказывала об их существовании?
– Никому! – с жаром воскликнула женщина.
– Ты лжешь! – голос эрпатора вновь стал суровым. – Обыскать храм! – приказал он маджаям. – Всех, кого обнаружите, ведите в храмовый зал.
– А что делать с ней? – спросил нубиец, всё ещё удерживающий жрицу за волосы.
– Отведи её туда же – думаю, там она станет более сговорчивой, – подал голос Хану, многозначительно посмотрев при этом на Тутмоса.
– Что ты задумал, чати? – спросил его чуть слышно эрпатор.
– Хочу проверить одну догадку, – также шепотом ответил тот. – Если она окажется верна, думаю, мы без труда выясним имя злоумышленника…
Тщательно обыскав храм и прилегающие к нему постройки, маджаи согнали всех обнаруженных жриц – как достигших уже преклонного возраста, так и совсем ещё юных, – в главный храмовый зал. Теперь те, растерянные и испуганные, они жались друг к другу, не сводя настороженных глаз с эрпатора и его спутников. Внимательно оглядев их, Тутмос вновь перевел взор на Хабу, в отчаянии распластавшуюся у алтарного камня.
Чати, приблизившись к Тутмосу, шепнул ему на ухо:
– Обрати внимание, эрпатор, на ту юную прелестницу, которая стоит ближе всех к распростертой на полу главной жрице. На вид ей не больше двенадцати лет, и, вероятнее всего, на путь жрицы она ступила совсем недавно. Не замечаешь ли ты её сходства с Хабой?..
Присмотревшись, Тутмос замер: сходство девочки с главной жрицей храма и впрямь было поразительным!
– Дочь Хабы? – так же тихо осведомился эрпатор. – И ты знал о ней раньше?..
– Такова моя служба, эрпатор: я обязан знать всё и обо всех.
– Тогда, может, тебе известно и имя отца юной жрицы?
– Точных сведений, к сожалению, не имею, но предположительно… сам Ранеб.
Сердце Тутмоса учащенно забилось, к голове прилила кровь: вот оно – доказательство связи между Ранебом и Хабой! Стоит перед ними во всей своей живой плоти! Теперь нет никаких сомнений – все нити ведут только к Ранебу! Хабу же он просто использовал в своих низменных целях.
Прекрасно понимая, что добиться признания в содеянном от самой Хабы окажется не так-то просто, эрпатор неторопливо подошел к юной жрице. Девочка потупила взор. Тутмос двумя пальцами аккуратно коснулся её нежного подбородка и чуть приподнял кверху.
– Посмотри на меня, – сказал он мягко, почти ласково. – Ты знаешь, кто я?
– Да… Вы – эрпатор, наследник фараона… – пролепетала она в ответ.
– Как тебя зовут?
– Миритра…
– Что тебе известно о тайных ходах под дворцом, Миритра?
– О каких ходах? Я о них ничего не знаю!..
В глазах юной жрицы отразилось настолько неподдельное удивление, что Тутмос понял: Миритра не лжет.
– А видела ли ты посторонних в храме? Может, какого-нибудь случайно забредшего сюда сегера?.. – продолжил «допрос» эрпатор.
– Нет, о, господин, никаких чужаков в нашем храме я никогда не видела.
– Я верю тебе, Миритра. Ты – чистое и невинное существо, но… – при этих словах он покосился на Хабу: та, приподнявшись на одном локте, смотрела на них во все глаза, поза её выдавала тревогу и явное душевное напряжение. Эрпатор резким движением притянул Миритру к себе. – Девственность и невинность – это, конечно, прекрасно, – вкрадчиво заговорил он, – но не для меня: я предпочитаю более взрослых и опытных женщин. А вот моим маджаям-нубийцам по нраву как раз такие юные девочки, как ты, Миритра… – очередным резким движением он отшвырнул девочку от себя в сторону одного из маджаев.
Тот ловко подхватил ее и довольно осклабился, обнажив белоснежные зубы.
– Возьми её, она твоя! – бросил небрежно Тутмос.
Хану и Джер, не ожидавшие подобного поворота событий, замерли, буквально потеряв дар речи. Джер, невольно вспомнив свою дочь Нефрури, мысленно обвинил эрпатора в излишней жестокости.
Нубиец меж тем откинул полу хлопковой юбки, обнажив огромный тау.
– Отлично! Возьми её прямо на алтаре! – подбодрил его Тутмос.
Джер и Хану внутренне похолодели от ужаса: так осквернить храм Исиды?! Какой же кары им теперь ждать от нее?! Одному лишь нубийцу-маджаю всё было нипочем: крепко удерживая одной рукой молящую о пощаде и извивающуюся, словно змея, девчонку, свободной рукою он ожесточенно рвал на ней одежду.
Хаба вскочила с пола и бросилась к дочери, но второй маджай преградил ей путь.
