И Афраэль даровала каждому прощальные поцелуи. Когда же
настал черед Телэна, темноволосая Дитя-Богиня лишь слегка прикоснулась своими
губами к его и тут же направилась к Тиниену. Но неожиданно она остановилась, с
лукавым видом возвратилась к мальчику и уже от души расцеловала его. Когда же
она покончила с этим делом, на устах ее заиграла загадочная улыбка.
— Что, наша добрая хозяйка разрешила ваши сомнения и
проблемы? — спросила белоснежная лань, когда они со Спархоком уже
рассекали на ладье, схожей с грациозным лебедем, воды лазурного моря,
направляясь обратно в алебастровую гавань, где на берегу был раскинут красочный
шатер.
— Я больше уверюсь в этом, когда глаза мои откроются
вновь, но уже в земном подлунном мире, откуда она позвала меня, о нежная
лань, — ответил он, и тут же в недоумении подумал, что не может заставить
себя изъясняться простым языком. Пышные фразы и слова непрошеными срывались с
его языка. Он печально вздохнул.
И тут же до него донеслась насмешливая трель свирели их
маленькой божественной подружки.
— О, смилуйся надо мной, дорогая Афраэль! —
взмолился Спархок.
— Ну-у… ты уже делаешь успехи, Спархок, — шепнул
ему прямо в ухо знакомый звонкий голосок.
Вскоре ладья пристала к берегу, и белая лань проводила
Спархока к шатру, в котором он сразу улегся спать, и тотчас же им овладела
странная дремота.
— Помни меня, — проговорила белоснежная лань,
мягко ткнувшись своим влажным носом в его щеку.
— Я всегда буду помнить о тебе, — пообещал
он, — с любовью и радостью, ибо нежнейшее твое присутствие несет
облегчение и покой моей истерзанной душе.
И проговорив эти слова, Спархок снова погрузился в сон.
А когда он проснулся, то оказался вновь в ужасном мире
черного песка и леденящего холода, где ветры вздымали вверх огромные облака
пыли, что порой несла с собой запах мертвечины. Пыль набивалась Спархоку в
волосы и стерла ему кожу под одеждой. Но все же не это разбудило его, а слабое
металлическое позвякивание, как будто кто-то постукивал небольшим молоточком по
звонкой стали.
Несмотря на все волнения и беспокойства, что принес им
вчерашний день, Спархок чувствовал себя бодрым и отдохнувшим и в ладу со всем
миром. Он потянулся и выбрался из палатки. Стук молоточка прекратился, и к
Спархоку, поднимая ногами кучи пыли, подошел Кьюрик. Он что-то нес с собою в руке.
— Ну что ты скажешь вот об этом? — спросил Кьюрик
и протянул Спархоку новое убежище для Беллиома, сплетенное из стальных
колечек. — Возможно, этот стальной мешочек охранит нас от самоцвета… Во
всяком случае, это лучшее, что я мог смастерить сейчас, милорд. В моем
распоряжении было слишком мало стали.
Спархок взял у Кьюрика мешочек и пристально посмотрел на
своего оруженосца.
— И ты?.. — спросил он. — И ты тоже видел
этот сон?
Кьюрик кивнул.
— Я уже говорил об этом с Сефренией, — сказал
он. — Нам всем снился один и тот же сон — хотя это был не совсем сон.
Сефрения попыталась мне все объяснить, но потом махнула на это рукой. — Он
помолчал, а потом добавил. — Прости, Спархок. Я сомневался в тебе. Но вся
эта наша затея казалась такой бесполезной и безнадежной…
— В этом были виноваты Тролли-Боги, Кьюрик, так что не
упрекай себя. Давай-ка лучше переложим Беллиом в его новое стальное жилище,
чтобы он не натворил новых бед.
Спархок достал холщовый мешочек, в котором до сих пор хранил
цветок-гемму, и стал развязывать стягивающую его веревку.
— Может быть лучше оставить его и в этом мешочке
тоже? — спросил Кьюрик.
— Возможно, в нем было бы удобнее переложить Беллиом в
сплетенный тобой стальной мешочек, но мне может в скором времени понадобиться
очень быстро извлечь его оттуда на свет белый. И узлы мне будут только помехой,
когда я спиной буду уже ощущать дыхание Азеша.
— Да, пожалуй, ты прав.
Спархок взял в обе руки Сапфирную Розу и поднял ее так, что
она оказалась на уровне его лица.
— Голубая Роза! — произнес он на языке
троллей. — Я Спархок Эленийский. Ты ведь знаешь меня?
Роза угрюмо мерцала ему в ответ.
— Ты признаешь мою власть над тобой?
Роза потемнела, и Спархок ощутил огромную волну ненависти,
что исходила из глубины этих ажурных лепестков.
Тогда Спархок осторожно дотянулся большим пальцем правой
руки до кольца и повернул его камнем внутрь. А затем он прикоснулся кольцом к
самоцвету, но уже не его оправой, как делал раньше, а кроваво-красным рубином,
и сильно надавил им на Сапфирную Розу.
Из глубины Беллиома вырвался пронзительный крик, и Спархок
почувствовал как каменный цветок корчиться и извивается, точно змея, в его
руках. Рыцарь немного ослабил давление.
— Я рад, что мы понимаем друг друга, — проговорил
он. — Держи сетку открытой, Кьюрик.
Сопротивления не последовало, и самоцвет, казалось, даже с
радостным нетерпением поспешил оказаться в своей новой стальной темнице.
— Ловко проделано, — восхищенно произнес Кьюрик, в
то время как Спархок сцепил края стального мешочка металлической проволокой.
— Стоило поумерить спесь этой диковинке, —
усмехнулся Спархок. — Остальные уже проснулись?
— Да, — кивнул Кьюрик. — Собрались все там,
вокруг костра. Ты бы, Спархок, пошел к ним и даровал всеобщее прощение. Иначе,
боюсь, тебе придется все утро выслушивать извинения. Особенно будь внимателен и
осторожен с Бевьером. Он и так уже с первыми лучами солнца погрузился в
молитвы. Вероятно, он гораздо дольше других будет изъясняться о том, как он
перед тобой виноват.
— Бевьер — все же хороший малый, Кьюрик.
— Конечно, в этом-то и проблема.
— Циник.
Кьюрик усмехнулся ему.
Пока они двое пересекали лагерь, Кьюрик взглянул на небо.
— Ветер утих, — заметил он. — И пыль,
кажется, улеглась. Ты не думаешь, что… — Он не закончил фразы.
— Возможно, — откликнулся Спархок. — По
крайней мере, очень на то похоже. Но мы, кажется, уже пришли. — Они с
Кьюриком подошли к костру, где собрались уже все остальные, и Спархок
прокашлялся. — Что за чудная ночь сегодня была у нас с вами,
друзья, — спокойно проговорил он. — Я так привязался к этой маленькой
белоснежной лани, хоть у нее такой холодный и влажный нос.
Все рассмеялись, но напряженным смехом.