— Я думаю, он будет рад избавиться от вас всех, —
усмехнулся Телэн.
— Попридержи-ка язык! — рявкнул Берит.
— Ох, прошу прощенья, — извинился Телэн. — Я
полагаю, мне следовало добавить «ваша светлость»? Энниасу нужно сократить число
голосующих по крайней мере на два, ваша светлость.
— Мы должны взять под охрану всех патриархов, которые
собираются отдать свои голоса нам, — сказал Абриэль. — И не только это
— мы должны также патрулировать улицы города. А для этого нам необходим Воргун.
Эмбан с удивлением взглянул на магистра.
— К этому решению мы пришли еще в Демосе, ваша
светлость, — объяснил тот. — Энниас может запугивать патриархов,
потому что Чиреллос наводнен его солдатами церкви. Если патриарх, скажем, вы
или Долмант, официально назовет положение в городе религиозной смутой и
прикажет Воргуну привести сюда войско, то положение изменится. И тогда стращать
и запугивать сможем уже мы.
— Абриэль, — произнес Долмант с болью в
голосе. — Мы не можем избирать Архипрелата, запугивая патриархов.
— Но таково положение сейчас, ваша светлость. И Энниас
первым начал эту игру. Нам придется играть по его правилам, пока мы не сможем
изменить их.
— Кроме того, — добавил Телэн, — это даст нам
еще один голос.
— О чем ты? — не понял Долмант.
— Я говорю о патриархе Бергстене. Он же наверное
захочет голосовать с нами.
— Отчего бы нам теперь же и не сочинить письмо королю
Талесии, Долмант? — ухмыльнулся Эмбан.
— Я как раз собирался предложить то же самое, Эмбан. Мы
должны постараться, чтобы никто не узнал об этом письме, иначе, если Воргун
получит другой приказ, от другого патриарха — это может сбить его с толку, а
Воргун достаточно сбит с толку и без того.
Глава 8
Спархок за эти дни так устал, что долго не мог заснуть.
Когда наконец он заснул, в его измученном всеми последними событиями мозгу с
надоедливостью августовских мух крутились различные числа. Шестьдесят девять
сменялись семьюдесятью одним, потом восьмьюдесятью, восемнадцатью. Затем из
темноты самоуверенно выплывала девятка. Он уже не понимал, что значат эти
числа, выстроившиеся перед ним в блестящих доспехах с оружием, изготовленным к
бою. И как каждую ночь в последние недели, где-то позади маячила неясная тень.
Она не пыталась ничего предпринять, только наблюдала.
Спархок всегда плохо разбирался в политике, вернее, совсем
не разбирался. Он привык находить решения на поле битвы, где с его силой,
боевой выучкой и храбростью для этого не требовалось чрезмерных усилий. В
политике, однако, слабейший был наравне с сильнейшим. Слабая старческая рука,
поднятая на голосовании, оказывалась сильнее закованного в сталь кулака. Его
инстинкт подсказывал, что наилучшее решение покоится в ножнах, но убийство
первосвященника Энниаса могло расколоть всю Эозию на две враждующие части, в то
время, когда несметные армии Отта стояли на границах Лэморканда, ожидая своего
часа, чтобы напасть на ослабленные распрями западные королевства.
В конце концов он сдался и тихо соскользнул со своего
беспокойного ложа, стараясь не разбудить спящего на соседней кровати пажа. Он
накинул монашеский плащ и, осторожно ступая, пошел по темным коридорам дома к
кабинету Долманта.
Сефрения, как он и ожидал, была там. Она сидела перед
небольшим очагом, с чашкой чаю в руке, застывшим загадочным взглядом
уставившись на ворчащее пламя.
— Ты чем-то обеспокоен, дорогой? — спросила она,
увидев Спархока.
— А ты разве нет? — Спархок рухнул на стул и
вытянул перед собой длинные ноги. — Мы не годимся для всех этих дел. Никто
из нас. Все эти расчеты просто сводят меня с ума. Я не уверен, что ты сама как
следует понимаешь, что означают все эти числа. Вы — стирики — читать не умеете,
так что вам трудно разобраться в числах, больших, чем количество пальцев на
руках.
— Ты что, пытаешься задеть меня, Спархок?
— Нет, матушка. У меня и в мыслях этого не было.
Прости, я просто слегка раздражен. Я как будто попал на поле битвы, где ничего
не в силах сделать. А ты не можешь обратиться к Афраэли с просьбой изменить ход
мыслей некоторых членов Курии? Это было бы просто и действенно, и, к тому же,
так мы могли бы избежать огромного кровопролития.
— Афраэль не станет делать этого, Спархок.
— Именно эти слова я и боялся услышать. Значит, нам
придется играть по чужим правилам? Может быть, я и справился бы с этим, если бы
понимал их получше. Честно говоря, я предпочел бы решать эти вопросы с мечом в
руке. Что ж ты молчишь?
— А что?
— Ну, вздохни, закати глаза и скажи: «эленийцы»,
голосом, полным скорби и упрека.
Взгляд Сефрении потяжелел.
— По-моему, твои слова совершенно неуместны, Спархок.
— Но, Сефрения, это же была только шутка, —
улыбнулся Спархок. — Мы часто поступаем так с людьми, которых любим.
Неожиданно в комнату со встревоженным лицом вошел Долмант.
— Интересно, хоть кто-нибудь спит сегодня ночью? —
поинтересовался он.
— Завтра нам предстоит тяжелый день, ваша
светлость, — отозвался Спархок. — Вы бодрствуете тоже по этой
причине?
— Нет, — покачал головой патриарх. — Один из
моих слуг серьезно заболел — повар. Не знаю, зачем за мной послали — я ведь не
лекарь.
— Это просто большое доверие вам, ваша
светлость, — улыбнулась Сефрения. — Ведь у вас есть своя, особо
тесная связь с эленийским Богом. Они верят в ее действенность. Ну и как
здоровье бедного малого?
— Он плох. Я послал за врачом. Говоря по чести, он не
слишком-то хороший повар, но я бы не хотел, чтобы он нашел смерть под моей
крышей. Так что же все-таки произошло в Симмуре, Спархок?
Спархок коротко передал все события, произошедшие в Тронном
зале, то, что им поведал Личеас.
— Отт? — воскликнул Долмант. — Неужели Энниас
действительно зашел так далеко?
