— Значит, на сей момент нас должны занимать в основном
катапульты, тараны и эти самые башни, — мрачно произнес Комьер. —
Терпеть не могу осады. Но пора приступать к делу, — он презрительно глянул
на солдат церкви. — Для них есть работа — рушить дома и заваливать камнем
улицы.
До наступления темноты оставалось уже совсем недолго, когда
лазутчики Мартэла обнаружили, что внешние стены Чиреллоса никем не защищаются.
Иные из них отправились доложить об этом своим, основная же часть, не тратя
попусту времени, занялась грабежом. Незадолго до полуночи объявился Берит,
разбудил Спархока и Келтэна, и, доложив, что во внешнем городе неприятельские
войска, собрался снова покинуть их.
— Куда это ты собрался? — спросил его Спархок.
— Назад, туда где был, сэр Спархок.
— Нет, сейчас ты останешься здесь, во Внутреннем
городе. Нет смысла подвергать себя опасности сейчас.
— Но кто-то должен следить за развитием событий, сэр Спархок.
— Купол Базилики возвышается над всем городом. Возьми с
собой Кьюрика и ступайте оба туда. Оттуда следите за всем, что происходит в
городе.
— Хорошо, сэр Спархок, — сердито произнес
послушник.
— Берит, — вступил в разговор Келтэн, натягивая на
себя кольчугу.
— Да, сэр Келтэн.
— Ты знаешь, все это вовсе не обязательно должно
нравиться тебе. Единственное, что от тебя требуется, это выполнить приказ.
Спархок и его спутники прошли кривыми узкими улицами
Древнего города и поднялись на стену. Во внешнем городе тут и там мелькали огни
факелов — наемники Мартэла носились от дома к дому, хватая все, что
подворачивалось под руку. Истошные вопли женщин давали понять, что умы
атакующих заняты не одним только грабежом. Толпа плачущих и причитавших жителей
Чиреллоса собралась перед воротами Внутреннего города, ища спасения и защиты,
но ворота оставались закрытыми.
На стену рядом с воротами торопливо поднялся патриарх. На
лице его, даже при неверном свете факелов, сразу бросались в глаза набрякшие
веки и мешки под глазами.
— Что вы делаете? — тонким пронзительным голосом
крикнул он Долманту. — Почему эти солдаты не защищают город?
— Это решение военного совета, Холда, — спокойно
ответил Долмант. — У нас недостает сил, чтобы защищать весь Чиреллос, так
что пришлось отойти за стены Древнего города.
— Ты что, сошел с ума? Там же мой дом!
— Мне очень жаль, Холда, но с этим я ничего поделать не
могу.
— Я же голосовал за тебя…
— Я ценю это.
— Мой дом! Мои вещи. Мои сокровища! — выкрикивал,
не слушая ответов патриарх Миришумский. — Мой прекрасный дом, моя
обстановка, золото, — перечислял он, заламывая руки и возводя очи горе.
— Ступай в Базилику, Холда, — холодно оборвал его
крики Долмант. — Твоя потеря — жертва на алтарь Всевышнего, не след так
сокрушаться, отдавая ценности, накопленные в этом бренном мире Господу Богу.
Патриарх Миришума глотая слезы повернулся и, повесив голову,
побрел вниз по ступеням.
— Похоже, ты потерял одного сторонника, Долмант, —
заметил Эмбан.
— Все голосования позади, Эмбан. Так что я смогу
править и без этого голоса.
— У меня нет в этом уверенности, — не согласился
Эмбан. — Предстоит еще одно голосование, и достаточно важное, в котором
голос Холды, как и любого другого патриарха, нам ох как понадобится.
— Началось, — мрачно пробормотал Тиниен.
— О чем ты? — спросил его Келтэн.
— Пожары, — ответил тот, указывая на веселое
оранжево-золотое пламя, охватившее крышу одного из домов. — Наемники
бросают свои факелы где ни попадя, когда грабят по ночам.
— Может быть, мы все же в силах что-то
предпринять? — встревожено сказал Бевьер.
— Боюсь, что ничего, — отозвался Тиниен, —
Разве что помолиться о дожде.
— Дожди в это время — редкое дело, — сказал Улэф.
— Знаю, — вздохнул Тиниен.
Глава 12
Наемники продолжали грабить внешний город весь день и
следующую за ним ночь. Огонь быстро распространялся, и, поскольку никто не
позаботился остановить пожары, скоро весь город был охвачен пламенем. Трудно
было разглядеть что-либо сквозь плотные клубы дыма.
Когда ветер разгонял немного дым, со стен Внутреннего города
было видно, как наемники с диким огнем алчности в глазах бегают по улицам с
тюками добычи за спиной. Толпа просящих пристанища у ворот Древнего города
жителей с появлением первых наемников рассеялась.
Удовлетворив первую судорожную жадность, осаждающие начали
на свой лад развлекаться — наблюдавшие за ними со стен Древнего города видели,
как они убивают и зверствуют. Совсем недалеко от стены какой-то зверовидный
каммориец за волосы выволок из дома молодую женщину и исчез с ней в каком-то
переулке. Через минуту оттуда донеслись холодящие душу крики несчастной.
На глазах молодого солдата церкви, стоящего на парапете
рядом со Спархоком, появились слезы, пальцы его так крепко сжали лук, что
костяшки побелели. Когда каммориец с сытой ухмылкой на лоснящейся роже появился
на улице, молодой солдат резко вскинул оружие и, прицелившись, пустил стрелу.
Каммориец скрючился, хватаясь руками за торчащее из живота древко.
— Молодец, — коротко бросил Спархок лучнику.
— На ее месте могла бы быть моя сестра, сэр
рыцарь, — ответил тот, утирая глаза.
К тому, что произошло дальше, не был готов никто. Из
переулка появилась женщина, с растрепанными волосами, в разорванном и
испачканном платье и увидела своего мучителя, корчащегося на пыльной мостовой,
скребя по камням скрюченными пальцами и размазывая по ним собственную кровь.
Она подошла к камморийцу и несколько раз подряд наотмашь ударила его по лицу.
Увидев, что он не в состоянии защищаться, женщина выхватила у него из-за пояса
кинжал. То, что происходило после этого, видеть было тяжело, но еще тяжелее
описать. Женщина не хотела насильнику быстрой смерти — еще долго его крики эхом
разносились по улицам. Когда же каммориец умолк навеки, она раскрыла его мешок
и заглянула внутрь. Утерев рукавом глаза, она завязала мешок и пошла назад в
дом, таща его за собой. Солдата, стрелявшего в камморийца, стошнило.
