Жители Чиреллоса начали возвращаться к тому, что осталось от
их домов, почти сразу, как только армия Воргуна окружила последних наемников
Мартэла. Люди Священного города были, вероятно, не более благочестивы и
набожны, чем другие эленийцы, но патриарх Эмбан сделал чисто гуманный жест.
Весь город облетели его слова, что сразу после благодарственного молебна для
народа откроются закрома церкви. Поскольку больше нигде в Чиреллосе еды не
было, горожане откликнулись на его призыв. Эмбан решил, что собрание тысяч
человек еще раз напомнит патриархам о наступивших трудных времена… и подвигнет
их со всей серьезностью отнестись к выполнению своего долга. К тому же Эмбан,
не лукавя, испытывал сострадание к голодающим, поскольку его собственное
телосложение делало его особо чувствительным к мукам голода.
Патриарх Ортзел вел церемонию благодарения. Спархок заметил,
что обычно мрачный и суровый церковник разговаривал с народом совершенно иным
тоном. Его голос был почти мягок и иногда граничил с истинным сочувствием.
— Шесть раз, — прошептал Телэн Спархоку, когда
патриарх Кадаха начал произносить заключительную молитву.
— Что? — не понял Спархок.
— Он улыбнулся шесть раз за время проповеди. Я считал.
Хотя на его лице улыбка выглядит совсем ненатурально. Кстати, что вы решили по
поводу того, что рассказал вчера Крегер? А то я заснул.
— Мы заметили. А что касается Крегера, мы хотим, чтобы
он повторил свой рассказ перед всей Курией после того, как генерал Делада
доложит о встрече Мартэла и Энниаса.
— Они ему поверят?
— Думаю, да. Делада — совершенно беспристрастный
свидетель. А Крегер просто дополнит его. Если они поверят словам Делады, им уже
не будет сложно проглотить то, что скажет Крегер.
— Умно, — восхищенно сказал Телэн. — Знаешь,
Спархок? Я почти отказался от мысли стать Императором воров. Пожалуй, попробую
себя на церковном поприще.
— Господь да защитит веру, — помолился Спархок.
— Уверен, что защитит, сын мой, — улыбнулся Телэн.
Когда завершились славословия, и хор возвысил свои голоса в
радостных гимнах, по рукам патриархов разошлись бумаги, где сообщалось, что
Курия немедленно возобновляет свое заседание. Однако несколько церковников все
же отсутствовали на службе в нефе, шестерых, правда, удалось отыскать среди
развалин во внешнем городе, а двоих вытащили из потайных укрытий в самой
Базилике. Где были остальные — неизвестно. Когда патриархи Церкви с
достоинством проплывали из нефа в коридор, ведущей к Совещательной палате,
Эмбан, задержанный разговором с кем-то, пронесся мимо Спархока, пыхтя и истекая
потом.
— Чуть не забыл, — бросил он ему на бегу. —
Долмант должен отдать приказ открыть церковные закрома. Иначе мятеж нам
обеспечен.
— Мне придется стать таким же толстым, если захочу
заняться делами Церкви? — прошептал Телэн. — Толстякам труднее
бежать, а Эмбану, видимо, часто приходится этим заниматься.
Генерал Делада стоял у двери в Совещательную палату. Его
начищенные нагрудник и шлем сверкали в свете множества горящих свечей, а на
плечи его был накинут ярко-малиновый плащ. Спархок отделился от строя рыцарей
Храма, входивших в Палату, и заговорил с ним.
— Нервничаешь? — спросил он.
— Не очень, сэр Спархок, — ответил генерал. —
Просто стараюсь ни о чем не думать. Хотя, интересно, будут ли они задавать мне
вопросы?
— Могут. Но не позволяй им сбить тебя с толку. Просто,
расскажи все, что ты видел и слышал в подземелье. То, что думают о тебе люди,
говорит само за себя, так что никто не осмелиться сомневаться в твоих словах.
— Надеюсь только, что я не стану зачинщиком
мятежа, — угрюмо проговорил Делада.
— Не беспокойся об этом. Настоящее волнение начнется,
когда они услышат свидетеля, выступающего после тебя.
— О чем он будет говорить, Спархок?
— Не могу тебе сказать — по крайней мере до того, как
ты выступишь перед Курией. Не стоит подвергать угрозе твой нейтралитет. Ну,
удачи тебе.
Патриархи Церкви толпились в узких проходах Палаты и вели между
собой разговоры приглушенными голосами. После столь величественной и
торжественной службы, искусно устроенной патриархом Эмбаном, их переполняли
возвышенные чувства, и никто не хотел избавляться от полученного впечатления.
Спархок и Телэн взобрались на галерею, где обычно восседали со своими друзьями.
Бевьер окружал заботой Сефрению, выступающую в ее сверкающем белом одеянии.
— С ней невозможно договориться, — сказал Бевьер,
когда Спархок присоединился к ним. — Мы ухитрились протащить сюда Платима,
Стрейджена и тамульскую великаншу, переодев их в рясы, но Сефрения наотрез
отказалась и настояла на своем стирикском наряде. Я сто раз пытался ей
объяснить, что никто, кроме королей и церковников, не имеет права
присутствовать на заседании, и что ей стоит укрыться под рясой, но она даже не
стала меня слушать.
— Я сама принадлежу к духовенству, милый Бевьер. Я
служительница Богини Афраэль и рангом ничуть не ниже патриарха. Давайте
считать, что мое присутствие здесь — дружественный жест в отношении вселенского
Собора.
— Я бы не стал упоминать об этом до окончания выборов,
матушка, — посоветовал Спархок. — А то ты начнешь теологический
диспут, что может затянуться на несколько сот лет, а мы сейчас слишком
ограничены во времени.
— Мне, пожалуй, немного не хватает нашего приятеля на
той стороне, — сказал Келтэн, указывая туда, где обычно занимал место
Энниас. — Я бы многое отдал, чтобы посмотреть, как будет меняться
выражение его лица в ходе сегодняшнего заседания.
Вошел Долмант и, коротко посовещавшись с Эмбаном, Ортзелом и
Бергстеном, занял свое место на кафедре. В палате постепенно воцарилась тишина.
— Братья и друзья, — начал он. — С тех пор
как мы собрались здесь в последний раз, произошло много важных событий. Я взял
на себя смелость призвать нескольких свидетелей всего происшедшего, чтобы вам
было легче ознакомиться с ситуацией, прежде чем мы перейдем к обсуждению. Но
сначала я должен остановиться на положении жителей Чиреллоса. Осаждавшая армия
полностью лишила город запасов пищи, и люди испытывают страшную нужду. Я прошу
позволения Курии открыть церковные закрома, чтобы мы могли облегчить их
страдания. Милосердие — наш первейший долг, как служителей церкви. — Он
оглядел притихшие ряды церковников. — Будут ли возражения? — Ответом
ему было молчание. — Тогда будем считать это приказом. А теперь давайте
без дальнейших промедлений поприветствуем наших почетных гостей — королей
западной Эозии.
Все в палате в знак уважения поднялись с мест.